Современная поэзия журнал: Книга: «Журнал «Современная поэзия». Спецвыпуск #1/2013″. Купить книгу, читать рецензии | ISBN 1819-8015

Мария Галина

Современная поэзия и «проблема» ее нечтения: — Журнальный зал

Евгения Вежлян (Воробьева) (Москва, канд. филол. наук, магистр социологии) ev2905@yandex. ru.

УДК 808.1+316.014.+316.723

Аннотация: Автор рассматривает возможности социоло­гической концептуализации поэзии как отдельного, вычленяемого внутри пространства литературы и имеющего свои собственные закономерности существования феномена. При этом, учитывая синхронные процессы деиерархизации и децентрализации, затронувшие литературу, он обращается к альтернативным более привычному бурдьёвистскому «полево­му», структурному подходу к теориям и мето­дологиям. Отказываясь от поиска эссенциалистски понятого «читателя поэзии», автор рассматривает различные, эмпирически выявленные режимы чтения поэзии.

Ключевые слова: социология литературы, поэзия, читательские практики, читательская биография, поле литературы, социальные сети, литературное сообщество

Evgenia Vezhlian (Vorob’eva) (Moscow, Ph.D. (philology), M. A. (psychology)) [email protected].

UDC 808.1+316.014.+316.723

Abstract: Vezhlian examines the possibilities for a sociological conceptualization of poetry as a discrete phenomenon, articulated within the space of literature and boasting its own distinct patterns of existence. At the same time, bearing in mind the synchronic processes that de-hierarchize and decentralize lite­rature, she turns to alternative theories and metho­dologies besides the accepted Bourdieusian structural approach to “fields.” Rejecting the search for the “reader of poetry” as understood in essentialist fashion, Vezhlian looks at various, empirically appa­rent modes of reading poetry.

Keywords: sociology of literature, poetry, reading practices, readerly biography, field of littérature, social networks, literary community

Эта работа — попытка говорить о современной поэзии, и в частности о ее бытовании в читательской среде, на языке социологии. Но поэзия — объект для социолога трудный. Проблема заключается в том, что многие факты, изнутри мира литературы воспринимаемые как само собой разумеющиеся, для социолога оказываются практически неуловимыми: чтобы концептуализировать их, требуется существенная перенастройка исследовательской оптики. Таким проб­лематичным объектом является, например, читатель современной поэзии. Опро­сы, касающиеся читательских предпочтений, приносят обычно лишь отрицательные ответы («нет, не знаем», «а она существует?» и т.д.)…[1] Что тут изу­чать? С какими целями? Как подойти к такому изучению? Что считать «полем»? Какие вопросы ставить? Выясняется, что за пределами литературной среды даже обращение к подобной проблематике требует серьезного обоснования.

«Гипноз поля» и два способа рассмотрения поэзии

Обоснование социологического изучения поэзии уместно начать с некоторых достаточно общих теоретических положений, поскольку описанные выше проб­лемы связаны с одной специфической именно для рассмотрения поэзии особенностью, которую мы назвали «гипнозом поля». «Общая» социология литера­туры понимает свой предмет предельно широко, рассматривая самые разные практики производства и потребления текста, включая те, которые при более узком и более традиционном понимании литературы воспринимались бы как маргинальные или просто нелегитимные[2].

Но поэзия даже в социологических текстах концептуализируется «по умолчанию» — в бурдьёвистских терминах — как зона «элитарного производства», «производства для других производителей» и т.п. Такое предустановленное понимание все еще продолжает де-факто апеллировать к модерной модели литературного (шире — «культурного») производства[3]. Эта модель опирается на представление об иерархии вкусов и наличии у поля единого легитимирующего «центра», «завоевание» которого обеспечивает соответствующим агентам власть над включением-исключением и переопределением границ поля. Теория поля литературы Пьера Бурдьё имеет дело с готовой, уже-данной, уже-ставшей ценностью литературного явления. Задача же исследователя — объяснить, «как тот или иной писатель стал тем, кем он стал» [Бурдьё 2000: 24]. Потому и любые объекты для рассмотрения, включая и современную поэзию (особенно поэзию), исследователь поля литературы получает в их «ставшем», опознаваемом, уже-готовом виде — как набор занимаемых агентами позиций. И тогда современная поэзия есть то, что легитимируется как поэзия легитимными поэтами. Так бурдьёвистская концептуализация поэзии приводит нас к рекурсии, формируя такую исследовательскую оптику, которая предполагает, что вопрос о поэзии, ее месте и ценности может быть поставлен лишь изнутри легитимного поля литературы и этому «подходу изнутри» нет альтернативы. Эта безальтернативная «рекурсивная» оптика и дает тот эффект, который мы называем «гипнозом поля»: социолог, изучающий современную поэзию, видит лишь ту картину, которую поле навязывает ему в качестве готовой и «естественно»-неизменной.

Между тем современная культурная ситуация определяется разномасштабными и разноуровневыми процессами, делающими сам механизм традиционной литературной легитимации не вполне легитимным, а бурдьёвистскую концептуализацию литературы — не вполне работающей.

Так, благодаря цифровым технологиям граница между сообществами авторов и читателей стала более проницаемой, а иерархия, в которой писатель был «высшим» и «исключительным» существом, авторитетом, трансформировалась в менее очевидные и более сложные порядки отношений между акто­рами[4]. Исследователи все чаще пишут о процессах децентрализации [Franssen, Kuiper 2015] и деиерархизации внутри литературы. А это, в свою очередь, означает ослабление внутрилитературных властных интенций, а значит, и радикальную трансформацию поля литературы как такового. И потому в работах, посвященных социологии литературы, акцент теперь делается не на структуре позиций внутри поля, а на порядках локальных социальных взаимодействий или образовании различного рода сетей, поддерживающих тот или иной способ бытования литературы [Lacroix 2003; Pareschi 2015].

Такая ситуация требует иного подхода к поэзии как к объекту исследо­вания. В противоположность «рекурсивному» подходу «изнутри» поэзии, описан­ному выше, мы назовем его подходом «извне». Этот подход сродни «пере­сборке» Латура, который вместо абстрактной и одновременно все объясняющей идеи «общества» рассматривает процесс «сборки», установления между акторами связей, из которых и состоит то, что мы обществом называем [Латур 2014: 20]. Аналогично, подход, конструирующий исследовательскую оптику как взгляд на поэзию «извне» легитимного поэтического сообщества, может позволить наконец-то увидеть и эмпирически исследовать все те сообщества или сети взаимодействий разнообразных акторов, в которых «поэзия», «поэтическое» вновь и вновь «пересобирается» внутри локального социального порядка.

Что влечет за собой и радикальную перемену метода, концептуализацию поэзии как поля этнографического исследования или анализа, проведенного в рамках networking studies. Работа в рамках этих методик позволяет зафиксировать конкретные перемены в статусе и в способах бытования поэзии, происходящие на фоне глобальных процессов социальных трансформаций. Здесь нужно отдельно отметить работы Алисы Крейг и Себастена Дюбуа, которые, пользуясь как качественными, так и количественными методами исследования, описывают пространство поэзии в экономических метафорах, при этом, однако, предпочитая бурдьёвистскому иные методы концептуализации поэзии[5]. В статье «The French Poetry Economy» Дюбуа описывает одно из клю­чевых явлений, вызванных переменой статуса поэзии, которое он называет «авто­номизацией поэзии», связывая его с сетевым устройством поэтического пространства: «На автономизацию поэзии указывают многие признаки. Поэзия имеет свои собственные институции и издательства… собственные места проведения мероприятий и даже свои собственные газеты… издающиеся поэтами же. Являются поэтами и многие издатели стихов (61%, по данным насто­ящего исследования), как и почти все критики и университетские преподаватели курсов по современной поэзии: мир современной поэзии характеризуется мультиактивностью» [Dubois 2006: 28]. Это означает, что оборот поэтической продукции осуществляется внутри сетей персональных связей профессионального поэтического сообщества. Поэты ходят на выступления поэтов, издают поэтов, создают магазины, в которых покупают книги друг друга, и при этом привлекают к этой деятельности тех, кто так или иначе с ними связан, создавая тем самым «поэтический» сетевой кластер. Если описывать ситуацию в экономических терминах, то перед нами своего рода «сетевой маркетинг», исключающий фигуру чистого «потребителя», который в этом случае оказывается вовлечен в поэтический процесс. Опираясь на эти данные, Дюбуа противопоставляет бурдьёвистскую концептуализацию поэзии как «производства для производителей» беккеровской теории «мира искусства» (art world). Читатель современной поэзии является частью «мира поэзии» (poetry world) — инфраструктуры, способствующей поддержанию «легитимной» поэтической «конвенции». Таким образом, исследование Дюбуа показывает, что современное поэтическое сообщество построено по принципу «соучастия». Но не превращается ли тогда оно в одно из многочисленных «партиципаторных» сообществ, стирающих грань между производителем и потребителем?

В работе Дюбуа, явно написанной с инсайдерской (то есть сконструированной изнутри изучаемого сообщества) ценностной позиции, речь идет и о так называемых «любителях». Различение проходит по линии «конвенции». «Любители» поддерживают архаичную конвенцию, восходящую к поэзии французского романтизма, и не допускаются в poetry world прежде всего самими его участниками. Они, по определению, рассматриваются как «не читатели» современной поэзии, поскольку мало интересуются ее книгами и событиями.

Как мы видим, констатируя существенные сдвиги в модели поэтического потребления, Дюбуа тем не менее придерживается иерархической модели функционирования искусства, где есть «господствующая» группа акторов, поддерживающая «господствующую» конвенцию и именно поэтому требующая привилегированного рассмотрения. На фоне выявленной в ходе иссле­дования партиципаторной модели функционирования рассматриваемого сообщества такой подход выглядит несколько архаично. Хотя бы потому, что соотносится с «традиционной» модерной литературной моделью, предполагающей, что «читатель» — это некий, не притязающий на прямое участие в процессе производства текстов потребитель per se, благодарный покупа­тель книг, анонимный поклонник талантов и т. п., а не «участник», «соав­тор» и «знаток».

Следующим шагом было бы расширение поля рассматриваемых явлений и исследование того, как «конвенциональный» кластер сети, объединяющей взаимодействующих по поводу поэзии акторов, соотносится с утверждающими иные ценности кластерами.

Российское поэтическое сообщество и его «читательская проблема»

К сожалению, подобное рассмотренному выше фундированное исследование российского рынка поэтической продукции пока не проводилось. Но, похоже, именно эффект «автономизации» описывается наиболее традиционалистской частью российского «литературного сообщества» в многолетних и многочисленных дискуссиях об утрате поэзией читателя. Эта утрата обозначается как проблема, проговаривается в терминах отклонения от нормы, беспокойства, кризиса[6]. В другом же случае высказывания об утрате широкого интереса к поэзии носят, скорее, оптимистический характер, сложившаяся ситуация рассматривается как «норма», так как отсутствие «посторонних» дает поэзии возможность «быть собой», в полной мере реализовывать присущее ей качест­во автономии (по Бурдьё)[7]. Но, кажется, и в том и в другом случае саморефлек­сия сообщества отстает от тех реальных трансформаций, в которые сообщество вовлечено: способ концептуализации читателя восходит к иерархической модели «читатель — автор», в то время как реально существующее взаимодействие поэтов и «аудитории» строится по модели «соучастия».

Когда же речь идет о социологических исследованиях чтения поэзии, то «гипноз» таким образом мыслящего себя «поля» определяет проблематику и подход. Ищется «читатель», причем не просто «читатель», а читатель вполне определенных текстов. И если не находится, то вопрос ставится прежде всего о том, как такого читателя создать. Единственная до сих пор предпринятая в России, но очень важная попытка социологического анализа отношения читателя к современной профессиональной поэзии имеет подзаголовок «Опыт литературного маркетинга». Это статья-отчет Светланы Королевой и Алексея Левинсона о фокус-группах, проведенных в рамках подготовки знаменитого 62-го номера «Нового литературного обозрения», полностью посвященного современной поэзии. Задачей проведения фокус-групп было выяснение отношения к ней молодежи. Показательно: для того чтобы выяснить отношение читателя к соответствующим текстам, исследователям пришлось предъявить участникам фокус-групп специально для этого подготовленные подборки современных поэтов [Королева, Левинсон 2005].

Правда, с того времени прошло десять лет, и появились различные институции (слэмовое движение, театры поэтов, передача о поэзии «Вслух» по каналу «Культура» и т.п.), которые должны были сделать возможной и фокус-группу, включающую тех, кто современных поэтов так или иначе читал. Но у нас недостаточно данных, чтобы оценить эффективность этих попыток.

При этом, по результатам массовых опросов последних десятилетий, доля тех, кто называет поэзию среди своих читательских предпочтений, колеблется от 4 до 6% [Зоркая 1998; Зоркая 2003]. Работы по исторической социологии литературы показывают, что даже в эпохи, считающиеся самыми «поэтичес­кими», тиражи поэтических книг были довольно невысоки в сравнении с той же беллетристикой[8].

По всей видимости, ощущение спада интереса к поэзии внутри отечественного литературного сообщества вызвано еще и тем, что существует устойчивое представление о высоких тиражах и полных залах, связанное с шестидесятыми, а позднее и восьмидесятыми годами XX века, требующее проверки и пере­смотра. Что такое «поэтический бум»? Как он устроен с точки зрения социаль­ных взаимодействий? Как на самом деле осуществлялись читательские практики, связанные с поэзией, в рамках советской культуры? Что с тех пор изменилось?

Очевидно, что там, где загипнотизированный полем социолог видит лишь факт «нечтения», который не имеет смысла изучать, и по-диогеновски, днем с фонарем, ищет несуществующую фигуру эссенциалистски понятого «читателя», необходимо увидеть совокупность реально существующих связанных с поэзией (в любом ее изводе) практик, режимов рецепции, читательских траекто­рий.

Необходимо увидеть не «читателя», а «чтение», концептуализируя поэзию «извне» и пересобирая ее заново с рецептивной, читательской точки зрения.    

И тогда социальный порядок, формирующий сообщество «профессиональных» поэтов, окажется лишь одним из возможных, многих и альтернативных друг другу способов осуществления поэтической активности.

Для того чтобы реализовать эту программу, мы провели 14 глубинных интервью, целью которых было выяснение читательской «поэтической» биографии респондента и его интересов в области поэзии. Критерием отбора респондентов было желание поговорить о поэзии. Мы исходили из предположения, что само желание такого разговора означает заинтересованность в теме и в то же время позволяет не навязывать респондентам некоторого фиксированного понимания того, что такое поэзия. Кроме того, мы старались, чтобы в исследовании принимали участие респонденты разных поколений (от 1940-х до 1990-х годов рождения). Дальнейшее изложение — попытка реконструировать и типологизировать режимы чтения поэзии и установить корреляцию между режимом чтения и предпочитаемой конфигурацией поэзии (классика/современность, конвенциональная/иноконвенциональная современная поэзия).

Несколько слов о режимах чтения: мы позволили здесь ввести этот предельно расплывчатый термин, чтобы объединить в нем устойчивую совокупность различных факторов, наблюдение которых позволяет ответить на вопрос, как именно осуществляется чтение. Нас интересовало, с помощью каких посредников респондент получает доступ к поэтической продукции? В каком статусе поэзия присутствует в жизненном мире респондента, чем, по его мнению, является? Выделяет ли респондент ее как-либо из массива текстов, с которыми он имеет дело? Как чтение поэзии встроено в пространственно-временные структуры повседневности респондента?

Наследство без инструкции: случай «канонического» чтения

Рабочей гипотезой, на которую мы первоначально опирались, задумывая исследование, было предположение о том, что должно существовать поколенчес­кое различие в практиках чтения стихов. Поэтому старались искать респондентов в разных поколенческих стратах. Трое респондентов из опрошенных — 1940-х годов рождения, по одному — 1960-х и 1970-х, четверо — 1980-х и пятеро — 1990-х годов рождения.

Среди них есть москвичи и представители регионов, но практически у всех есть высшее образование (кроме двоих, которых можно было бы охарактеризовать как «образованный прекариат» и которые в интервью демонстрировали высокий уровень культурной осведомленности).

Сложнее оказалось придерживаться различения, касающегося производства и потребления стихов. Сначала мы хотели отказаться от интервью с теми, кто не только читает, но и пишет стихи сам. Но затем сняли это ограничение, чтобы понять, как именно связываются соответствующие группы практик.

Мы не выискивали «читателя стихов per se», но в группе респондентов 1990-х годов рождения внезапно обнаружили два сходных кейса, которые выглядели странным образом архаично: обе девушки, на момент интервью обу­чающиеся в магистратуре московских вузов (не филологи), позиционировали себя как заинтересованных читательниц стихов, подчеркивая отсутствие «авторских» притязаний.

В их «читательском нарративе» было много общего. Формирование отношения к поэзии как к ценности в их рассказе связывается не с влиянием школы, СМИ или иных институций, чьей задачей является трансляция культурного канона, а с семейной историей.

Бабушка и дедушка одной из респонденток — актеры и преподаватели актерского мастерства. Их интерес к поэзии продиктован не только любовью к стихам, но и необходимостью искать и обновлять чтецкий репертуар. Воспитываясь в их доме, респондентка постоянно слышала стихотворные цитаты, «всплывающие» в разговорах. В ходе интервью она уверенно перечисляет имена поэтов, входивших в «домашний» состав поэтического чтения, читает стихи наизусть.

В ответ на вопрос: «Откуда бабушка и дедушка брали стихи?» — она говорит, что «стихи возникали очень естественно, проблемы того, что бы почитать, никогда не было». И добавляет: «Поэтому меня не волновало, где они их ищут». Желание почитать стихи приводило к полкам домашнего книжного собрания, где находились книги, не нуждающиеся в оценке качества.

Любовь и привычка к чтению стихов во втором случае была инспирирована влиянием отца, собравшего библиотеку книг («большая, пришлось даже отвес­ти под нее отдельную комнату»). В ходе разговора с дочерью он брал с полки и зачитывал стихотворения любимых авторов. Как и в предыдущем случае, способ инспирации повлиял на отношение к домашнему собранию, которое, таким образом, воспринималось как собрание образцовых текстов. И, как в первом случае, ситуация доступа к стихотворным текстам не проблематизировалась. Поэзия — это часть жизненного мира, она «просто есть». Причем связывается она прежде всего с миром объектов: «проводящим» канон «устройством» становится домашний книжный шкаф, инсталлированный в повседневность респонденток. Книги, находящиеся в нем, побуждают к чтению, образуя с «инспирирующией» инстанцией единую акторную сеть, в которой распространяется не только ценность отобранного, но и «правила чтения».

Стихи описываются респондентками, скорее, как психологический феномен, как «служба особенных состояний», которые именно по причине их «особости» можно выразить только «особенной», стихотворной речью: «У меня бывали периоды… Мне стихи часто помогают успокоиться, что ли… Я уже давно этот способ не использовала. То есть помогают, когда ты в подвижном, эмоциональном, возбужденном состоянии. И в эти периоды я что-то открывала, брала с полки». Ср. с высказыванием другой респондентки: «Стихи сопровождают некое душевное состояние. Стих мне ложится на душу, только если у меня в душе происходит какое-то клокотание мысли. И это хочет быть выражено».

Такая внутренняя работа — связывание собственного внутреннего «клокотания» и чужого поэтического слова — требует своего рода присвоения текста, которое осуществляется через почти принудительное перечитывание и произнесение поэтического текста вслух, что в конечном итоге приводит к за­поминанию наизусть: «Специально я стихи редко учила. А так вообще мне каки­е-то стихи запоминаются потому, что я их много раз читала. У меня небольшой набор стихотворений, которые я знала и читала. Но я их много раз перечитывала. Я не могу — один раз прочитала и закрыла. Это не как с прозой — мы возвращаемся к книге, когда забываем сюжет и надо перечитать. Меня тянуло перечитывать».

Такого рода чтение коррелирует с так называемым «интенсивным» чтением, стадиально наиболее ранним из имеющихся у современного читателя режимов обращения с книгой, то есть «повторяющимся чтением маленькими частя­ми знакомых и канонических текстов, которые воспроизводились, комментировались и оставались неизменными на протяжении всей жизни» [Виттман 2008: 361]. Слово «канон» здесь ключевое. Причем исторически важно еще и то, что «интенсивное» чтение привязано именно к чтению священных текстов, оно выстраивает иерархическое отношение к прочитанному, которое отделяется от повседневности, сакрализуется.

Свидетельства этой сакрализации мы находим и в интервью. Несмотря на юный возраст и на то, что обе респондентки являются активными интернет-пользовательницами, отношение к Интернету как источнику пополнения поэтического репертуара у обеих настороженное: «Я не могу объяснить этот странный подход к стихам. Я не могу их читать с экрана. Я их читаю с экрана, когда очень надо. Я никогда не воспринимала Интернет как способ чтения стихов. Для меня в этом не было никакого наслаждения» — и: «Я не могу читать стихи с планшета. В этом есть элемент какой-то профанации».

Максимум, что можно сделать в Сети, — это найти текст уже известного, «канонического» автора. Слово «профанация», прозвучавшее в интервью, указывает на «снижающий» потенциал такого медиа, как глобальная сеть, и на то, насколько «высоко» для нее стоит чтение канонической поэзии в иерархии занятий. Такое чтение — ритуал, требующий особого места и времени, особого «настроя», и связанный именно с книгой, ее способностью открываться в произвольном месте («раскрылась страница, я могу ее листать, и вот — я ее прочитала»).

Возможно ли при таком режиме чтения расширение канона за счет со­временной поэзии? И если да, то при каких условиях?

Для ответа на эти вопросы задействуем аппарат акторно-сетевой теории, к которой мы обращаемся здесь не как к концептуальному ресурсу, а, скорее, как к инструментальному. В данном случае нам важно будет проводимое Латуром различие между двумя способами установления связи внутри сети. Первый осуществляет связь посредством так называемого «черного ящика», или «проводника», который «переносит значение или силу, не преобразуя их» [Латур 2014: 58], второй — это так называемый «посредник», который «преобразует, переводит, искажает и изменяет передаваемые значения и их элементы» [Там же]. Сложностью первого мы можем пренебречь при описании, сложностью второго — не можем. Ясно, что статус «проводника» или «посредника» во многом зависит от оптики смотрящего. 

Описание процесса «поэтической инспирации», рассмотренного нами в рамках данного кейса, можно интерпретировать как выстраивание сети акторов, внутри которой происходит «перевод» интереса к поэзии. В этом случае сеть оказывается короткой и образованной сильными связями. При этом способ описания не проблематизирует «устроенность» самой сети, то, каким обра­зом книги оказались в «книжном шкафу», то, как именно тексты, приво­димые наизусть авторитетными старшими, попали к ним. Персональная сеть, выстраиваемая в респондентском описании, предстает в нем простым «проводником» канона, «черным ящиком», «сделанностью» которого можно и нуж­но пренебречь.

Но ситуация «черного ящика» означает также и чисто «пользовательскую» стратегию, основанную на автоматизме и повторении действий и пат­тернов, невозможность что-либо изменить или добавить в отлаженный механизм воспроизводства действия.

Метафорически ситуацию наших молодых респонденток можно описать как такую ситуацию наследования, при которой некая сложная вещь была получена в пользование и она работает, но в случае неожиданных ситуаций или поломки будет безнадежно утрачена, поскольку мы ничего не знаем ни о принципах ее сборки, ни о принципах ее работы.

И тогда Интернет не «прикручивается» к «книжному шкафу» и начинает «ощущаться» (по Шкловскому), причем как нечто «не подходящее» для поиска поэтических текстов, — поскольку он явно привносит в передаваемую инфор­мацию что-то свое, в данном случае — неопределенность их, этих тек­стов, оценки и статуса. Он переживается и описывается как «посредник», стремящийся не просто «передать», но и «навязать», изменить сложившуюся у респонденток конфигурацию чтения. А современная поэзия вызывает растерянность и желание получить «точку входа»: «Что я могу сказать о современной поэзии? У меня нет точки входа в нее. Если в классической поэзии те точки входа, куда я входила, — куда ни зайдешь, везде хорошо… Неважно, открыл ли ты Гумилева или Блока, ты можешь прочитать, тебя может не зацепить, но все равно ты знаешь, что это хорошая поэзия. Тебе оно не близко, но оно норм…»

Желание этой «точки входа» — это желание медиума, который бы автоматизировал ситуацию, выправил ее, стал проводником ценности прочитанного. То есть желание встроить современную поэзию в персональную сеть, обеспечивающую привычный интенсивный режим чтения за счет установления сильной связи, нехватка которой ощущается как своего рода «поломка».

Инструмент отбора: читатель и объекты

Рассмотренный кейс интересен прежде всего тем, что демонстрирует, как режим чтения поэзии, похожий на тот, который ощущается нами как «клас­сический», связанный с «нормальным» (модерным) режимом социального функ­ционирования литературы, превращается в своего рода «культ», поклонение унаследованному, непрозрачному, ставшему и автоматизированному. Такой режим чтения ригиден к современной поэзии и включает ее в себя только при условии определенных трансформаций.

Интервью старших респондентов (1940—1970-х г.р.) дают типологически иную картину — сложную, гетерогенную сеть с разными типами связей.

Их нарративы кажутся на первый взгляд противоречивыми: с одной стороны, частотным является слово «попадались» (об авторах, текстах, поэтических книгах), с другой — слова «доступ», «доступность».

Книжные магазины, уличные развалы, газетные киоски, где продается, например, поэтическая серия библиотечки «Огонька», библиотечные выставочные стенды описываются респондентами как пространства, где «неожиданно», «случайно» «попадаются» имена и тексты, приобретающие затем значимость, остающиеся в читательском репертуаре, перечитываемые:

И.: Вы покупали поэтические книги, узнавали из них новые имена?

Р. : Если на  прилавке магазина видел какой-нибудь сборник и он меня привлекал, то начинал читать. Однажды мне попался сборник… Был такой поэт — Игорь Кобзев. Стихи его показались мне интересными… 

С этой репликой респондента, москвича, инженера (1944 г.р.) корреспондирует свидетельство русскоязычной жительницы небольшого эстонского городка (1961 г.р.), филолога по образованию: «Я всегда радовалась, если книга попадала мне в руки случайно и оказывалась хорошей. У меня так произошла встреча с рижской поэтессой Людмилой Азаровой. У нее чудесные стихи, они интеркультурные. У нее именно эта тематика, именно прибалтийская, именно межкультурная… Она мне соответствовала. Мы проезжали через Ригу, остановились возле книжного развала, и я резко выхватила эту книгу оттуда…»

Эти нарративы о счастливом обретении поэтического имени относятся в основном к книгам и текстам авторов-современников, но не только: так может «попасться» и книга неизвестного доселе классика. Важной здесь является ситуация выбора, то, что одна из респонденток назвала «принципом отбора»: «Я книжку на серединке открываю и понимаю, что вот это я буду читать, а это — нет».

То есть все эти институции — библиотеки, книжные магазины и развалы, газетные киоски — оказываются «задействованы» в описываемом режиме чтения, они делают возможной (но не гарантированной, и потому — проблематичной) встречу поэтической книги и ее читателя, каковая, в свою очередь, предполагает проблематичный, не гарантированный отбор (книга либо отправится в домашний книжный шкаф/будет взята на заметку, либо останется лежать на полке магазина и будет забыта). Пространство, где представлено некоторое «негарантированное» множество поэтических книг, описывается в интервью как посредник, не просто «связывающий» двух акторов, человека и книгу, но запускающий принцип отбора из множества.

Но и сами книги оказываются «активны». Они способны порождать интерес друг к другу, наделять ценностью имена и тексты, побуждать к розыскам, тем самым образовывая собственную сеть акторов. Вот достаточно типичный пример: «Да, все это через школу изучалось. Я просто совершенно с ума сходила от Маяковского. Я была тогда заядлой комсомолкой, искренней. Поэтому советская сторона Маяковского мне тоже очень нравилась. И вот в двухтомнике “Маяковский в воспоминаниях современников” я прочитала воспоминания Брик, где она много внимания уделяет тому, что Маяковский очень любил Пастернака, часто его цитировал. Я ринулась в библиотеку, взяла томик Пас­тернака и стала его читать» (интервью с женщиной, 1947 г.р., учителем русского и литературы).

Выстраивается сеть связей, в которую включены учительница, инспирировавшая в респондентке интерес к поэзии (но в случае старших респонден­тов эта инспирирующая инстанция — не обязательно школа: это может быть семь­я, может быть случайное детское чтение, может быть авторитетный взрослый), библиотека (с ее каталогами, открытыми полками и прочими объектами, организующими поиск и отбор книг), книга, Лиля Брик, Маяковский и, наконец, Пастернак и его будущая преданная читательница, чье предубеждение к Пастернаку, о котором она знала до того лишь в связи с нобелевским скандалом, было преодолено.

Как мы видим, в этой сети больше объектов, чем людей. Имеет место отлаженный, активный механизм — посредник, требующий ответной активности (поиска, выбора), направляющий движение любителя поэзии (но, что важно отметить, не предопределяющий вектор этого движения и его траекторию).

Иная картина возникает в связи с «проблемой доступа». С «читательской» стороны она выглядит двояко: во-первых, вопреки ожиданиям, «многотысячные» тиражи официально признанных и при этом популярных авторов вовсе не обеспечивали их доступности (во всех интервью респондентов 1940-х и 1960-х г.р. книги Евтушенко, Рождественского, Ахмадулиной или Самойлова описываются как «дефицитные», «труднодоступные»), и, как любой дефицит, книги таких авторов «доставались» через «знакомство», то есть особые «дефицитарные» социальные практики. А во-вторых, доступ к текстам и именам,  запрещенным цензурой, к самой информации об их существовании также зависел от персональной сети связей. Доступ к этой сети был, разумеется, затруднен и, в отличие от имперсональной «официальной сети», требовал налаживания сильных связей, включенности в сообщество знающих. Среди наших респондентов практически не оказалось тех, кто был всерьез включен в эти сети. Это был, скорее, режим спорадического контакта. Случайно попавшие к респондентам «распечатки», «ксероксы» и прочая продукция самиздата вызывали особое отношение — от гарантированного приятия («недоступное» равно «ценное») до настороженности (потому что встраивалась в иную, непривычную систему значений и правил чтения). «Дефицитные» же книги рассматривались на общих основаниях (то есть либо включались в репертуар любимых и перечитываемых книг, либо — нет).

Стихи этой группой респондентов выделяются из общего массива чтения и, как и в предыдущем кейсе, связываются с особого рода интенсивными, «суггестивными» переживаниями: «Стихи — это что-то, что во мне поселяется и в чем я могу путешествовать, находить в этой динамике огромное удовольст­вие и пищу для себя. Это расширение реальности. Это знание, которое… Это какое-то сущностное знание» (муж. 1971 г.р., работает дизайнером).

И потому они так же, как и в предыдущем случае, требуют интенсивного чтения: «Чтение стихов для меня — это какое-то другое чтение. Медленное. Многократно повторяющееся чтение одних и тех же текстов» (жен. 1961 г.р., филолог по образованию).

Разница в том, что в рамках рассматриваемого режима чтения, прежде чем войти в репертуар интенсивного — вплоть до заучивания наизусть — перечитывания, поэтические тексты рассматриваются как некое однородное множество, объект отбора. Особенно современные. Инструментом активации такого отбора становятся те пространства, где это множество репрезентировано. Их устройство оставляет читателя свободным, отделенным от сообщества производителей, хотя и ассоциированным с ним через сеть «посредников». То есть делает его собственно читателем. Встреча такого читателя с современной поэзией — неслучайная случайность.

Однако все связанные с этим «читательским» режимом чтения (назовем его так, в отличие от «канонического» режима первого кейса) практики описываются респондентами в прошедшем времени.

Все нарративы респондентов среднего и старшего поколения разделяют читательскую историю на три части. Первая связана с позднесоветским временем, когда чтение поэзии было достаточно регулярным и эта регуляр­ность инициировалась механизмами сетевых ассоциаций «проводящей» сре­ды. Вто­ра­я часть читательской истории описывает ситуацию, когда стихи пере­ста­ют быть объектом интереса, «отходят на второй план», «перестают быть в цент­ре внимания».

Тем не менее это смещение внимания (от «стихи стали читаться гораздо реже» до «я вообще перестал… читать стихи») респонденты объясняют вовсе не тем, что стихи стало негде искать.

Напротив, одна из респонденток (1942 г.р., пенсионерка, работала в техническом НИИ) описывает свое «отпадение от поэзии» как связанное с ситуацией «журнального бума». В конце 1980-х она — страстная читательница журналов. Но при этом имена поэтов «новой волны» (Жданова, Искренко и т.п.), которые печатались в тех же номерах, что и читаемые ею «возвращенка» и публицистика, ей неизвестны. «У меня как-то на этом внимание не сосредотачивалось, было много другой информации интересной», — объясняет она.

Другой респондент (1974 г.р., дизайнер) говорит о том, что «те вибрации, которые я получал от стихов, я стал получать из других источников», называя в качестве таковых музыку, которой он в 1990-е занимается почти профессионально (своя группа и т.д.).

Респондентка 1961 г.р., по ее словам, вообще перестала следить за литературой, потому что ей пришлось в одиночку растить детей («жить было некогда, не то что читать»).

Переключению внимания преданных читателей поэзии на иные предметы способствуют как «объективные», так и «субъективные» факторы. Выстраивание всей цепочки причин и выдвижение гипотезы о доминирующих факторах требует отдельного исследования. Пока лишь отметим, что, какова бы ни была социальная природа индивидуального интереса к поэзии, именно он, похоже, был триггером работы описанного нами трансляционного механизма. Об этом свидетельствует третья часть читательской биографии респондентов — история возвращения к поэзии. Это возвращение, если происходит (а происходит оно не во всех случаях), то, как говорят сами респонденты, «случайно», и связано именно с современной поэзией, вернее, с продукцией современного поэтичес­кого сообщества. Интересно, что тот первоначальный режим чтения, который мы описали выше, не «перезагружается» вместе с возрождением читательского внимания. Старые сетевые связи для респондентов оказываются утрачены. Новые строятся на иных основаниях и «собирают» иной тип акторов.

Социальные сети и новые режимы чтения

Рассмотрение этой новой «сборки» можно начать с истории учительницы русского языка и литературы (1947 г. р.): «И вот помню, когда я с Димой (Воденниковым) пересеклась, тоже достаточно случайно, у одной знакомой увидела его сборник. Подруга сказала мне, что у него есть ЖЖ. Я пришла в ЖЖ. Зафрендилась, стала комментировать. И он мне сообщил про вечер поэзии в Политехническом. Там был фестиваль “Территория”. Читали артисты и читали поэты. Так я познакомилась с Ямаковой и другими. Потом нашла их стихи тоже в Сети».

Так начинается новое знакомство респондента с современной поэзией: через сеть персональных контактов (можно было бы проследить, как сборник Воденникова попал к знакомой респондентки) — к текстам, а от текстов — к социальным интернет-сетям, которые дают возможность общения с автором, вхождения в его «круг», то есть взаимного включения автора и читателя в персональные сети друг друга.

Один из респондентов так характеризует этот процесс: «Это как развитие тусовки. Только в цифровом формате. Так оно все и происходило, методом ветвления: кто-то постит ссылку, я по ней иду. С другой стороны, ЖЖ — достаточно медленный “сарафан”. Но это позволяет с достаточно большим объемом текста познакомиться. И для стихов это — достаточно дружественная среда».

«Новое чтение» отличается от старого тем, что теперь «множество» (текстов и авторов) раскрывается перед читателем в ходе коммуникации, через «ветвление» связей, а не представлено симультанно в некотором пространстве-посреднике. То, что было отбором из одновременно представленных на магазинном прилавке (библиотечной полке/книжном развале) вариантов, лотереей (срастется — не срастется, зацепит — не зацепит), теперь развертывается во времени как последовательность ссылок в сети Интернет, следование которым приводит к установлению новых связей и получению новых рекомендаций (ссылок). При этом режиме место автора-поэта в сети акторов как бы «переворачивается»: если раньше он был в конце цепи связей, в начале которой находилась ассоциация объектов-посредников, то теперь он — одно из первых звеньев в ассоциированной реально-виртуальной системе связей.

Новый читатель стихов в последнюю очередь имеет дело с книгой. Чаще он напрямую получает стихотворение — в ходе виртуальной (а иногда и реальной) коммуникации с автором, в потоке иных, непоэтических, бытовых и пр. его высказываний. Он получает возможность непосредственно выражать свое отношение (ставить лайки и писать комменты). Фактически такой читатель получает возможность самостоятельно «работать» с любимыми текстами, копируя их и выстраивая в определенной последовательности. Либо, напротив, воспринимать эти тексты как часть текучей коммуникативной реальности, ожидая новых от автора-собеседника и оставляя старые «в ленте» без сохранения. Или он может, как одна из респонденток (1980-х г.р.) комбинировать чтение и аудиорежим и прослушивать записи с авторским исполнением любимых текстов по дороге на работу или даже прямо за рабочим столом.

Естественно, статус книги в этой ситуации меняется. Книга — не инструмент знакомства с автором, а подтверждение причастности к «кругу». В новой ситуации знание, где «водятся» поэтические книги, — неотъемлемая часть высокой читательской компетенции. Так же как и знание о виртуальных собраниях современной поэзии — сайтах типа «Полутонов» и «Вавилона», до которых доходят отнюдь не все «новые читатели» стихов, а только самые «продвинутые». Как правило, те, чей интерес к поэзии подхлестывается собственным творчеством.

Как видим, этот новый читательский режим действительно использует инстру­ментальные навыки «старых» читателей, перекодируя их активность в партиципацию, предполагает общение с любимым автором и участие в орга­низуемых им событиях, вплоть до вхождения в собственно поэтические кру­ги. Наше исследование возвращает нас к работе Дюбуа и показывает, что описанная им ситуация имеет место не только на французском рынке поэтической продукции. Она является закономерным следствием трансформаций, происходящих с поэзией в новой для нее среде бытования и приводящих к появлению новых режимов чтения, которые рекомбинируются со старыми (сеть в конце концов приводит к журналам и книгам, чтение журналов и книг расширяет репертуар контактов и связей: так образуется активная и подвижная среда, где взаимодействуют разные типы акторов) и в сумме дают множество читательских траекторий.

Главное отличие нового чтения поэзии от старого — в отношении к «конвенциям». В читательских историях позднесоветской эпохи, которые нам удалось собрать, была общая черта: шла ли речь о «доступных», но «дефицитных» книгах либо о самиздатовской продукции, читатель всегда имел дело с «уже-отобранным». Причем речь шла о поэзии, которая в любом случае имела «диахроническое измерение», то есть легитимировала себя «рукоположенностью», соотнесенностью с собственной историей. Иными словами, читатель имел дело с конвенциональными текстами, которые могли быть признаны или не признаны официальными инстанциями, но которые были так или иначе отобраны для распространения внутри официальных институций или в «самиздатовских кругах». Теперь же читатель сам выполняет роль отбирающей инстанции. И выбор таким читателем той или иной конвенции (например, «современной профессиональной поэзии») среди множества конвенций оказы­вается практически случайным, является следствием «судьбоносной» встречи с текстом (аудиозаписью/книгой), которая и становится  «точкой присоединения» к «ассамбляжу» современной поэзии.

Инструмент участия: новые «наивные» читатели

Связь «старого» и «нового» читательских режимов объясняет, почему в более младшей страте респондентов, читающих современную поэзию, практически нет тех, кто не пишет сам (а не пишущие, как мы видели, не читают современную поэзию). Среди пишущих же отчетливо различаются две траектории: первая связана с таким письмом, которое инспирировано «конвенциональным» чтением (в том числе и текстов современных авторов), а вторая — с письмом, которое можно было бы назвать «наивным» или «спонтанным».

Развертывание первого типа траектории уведет нас к рассмотрению способов «профессионального» чтения поэзии и формирования профессионального поэтического сообщества. Поэтому мы более подробно рассмотрим кейс, связанный с читателями, которых мы назовем «новыми наивными». В нашей выборке это трое респондентов 1990-х г.р. Они называют себя «современными поэтами». Более того, характер их публичной активности (постоянные выступления в клубах и на концертах, увлеченность своими и чужими стихами) вводит это самоназвание в такие социальные рамки, что, условившись смотреть на поэзию «извне» границ ее сообществ как на «конструируемый», «собираемый» каждый раз заново феномен, мы не станем оспаривать это самоназвание, а постараемся понять, какая за ним стоит конвенция и какую социальную конструкцию эта конвенция «собирает». 

Истории, рассказанные этими респондентами, выглядят однотипно. Поэтическая «инспирация», то есть момент, когда поэзия (что бы ни называлось этим словом) попадает в фокус внимания респондента, становится «точкой сборки» его жизненного мира, его круга общения — это момент, когда респондент начинает писать стихи и у него, по его ощущениям, «что-то получается».

Это «начало» отличается от «начала» первой, «профессиональной», траектории именно своим отношением к чтению и к литературному канону, транслируемому через школьное образование. Вот показательный отрывок из интервью респондентки — студентки одного из московских технических вузов, которая, по ее словам, начала «заниматься поэзией» несколько месяцев назад: «Стихи я начала писать, потому что у меня родители ходили в хор. <Ниже в том же интервью эта связь проясняется: для респондентки тексты песен, исполняемых родителями, равнозначны и однородны поэзии в собственном смысле слова. Для нее и то и другое — «стихи».> И вместе с тем, они тоже там… Стихи мама писала отцу в армию. И вот как-то эта поэтическая нотка передалась нам, мы сначала со старшим братом писали стихотворения на дни рождения, на различные праздники и вот потом начали на какие-то другие тематики писать».

Собственное письмо для респондентки никак не связано с «чтением» в традиционном смысле слова, предполагающим отбор из канонических текстов, освященных культурным авторитетом имен и т.п., — со всем тем, что демонстрировали респондентки из первого кейса. Поэтическая форма приобретает ценность потому, что она «размещена» в повседневности, стихи «обслуживают» бытовые практики и ритуалы: этот особенный способ самовыражения предназначен для особенных событий и чувств. Он выделяет человека среди окружающих, и потому им престижно владеть. 

В этом смысле показателен пример другой респондентки, 1993 г.р., по окончании вуза работавшей ивент-менеджером: «Однажды мне пришлось зайти на фильм в кинотеатр. Там был фильм “Любит-не-любит”. Там играла моя любимая Ходченкова. И когда я вижу ее, стоящую на берегу и ведущую диалог со своим любимым… У нас с ней очень похожие образы были на тот момент. То есть тоже какой-то такой девушки, отрешенной, сильной, свободной… И когда я вижу этот образ свободной, успешной молодой журналистки, представленный в поэзии, я думаю: “А почему бы все, что у меня находится в голове, не начать переносить на листок бумаги…”». И она действительно начинает писать стихи и, по ее собственным словам, переживает «переворот», уходит с работы и решает «посвятить себя поэзии».

Этот пример демонстрирует, как поэзия, оторванная от ее собственной исто­рии, некоторая «особо заряженная» форма речи per se, вновь встраивает­ся в культурный контекст. Место «канона» в традиционном смысле слова, то есть суммы образцовых текстов, занимает иной тип «образца» — обобщенный медий­ный образ, символизирующий для респондента ценность поэзии, которую такой способ подачи позволяет интерпретировать как обособленную, но спонтанную, не требующую специальных умений «творческую» активность. А «под­ключение» этой активности гарантирует, как кажется респондентке, социальный успех и свободу.  

Но этот полный отрыв от канона кажется странным и требует отдельного объяснения. И эта респондентка, и остальные в рамках данного  кейса — люди, недавно окончившие школу, однако говорят они о поэзии так, будто конструируют ее с нуля и как будто никакого культурного канона просто не существует. Между тем они имели возможность хотя бы на уроках литературы в школе каким-то образом этот канон воспринять. Но оказывается, что «прямой» механизм передачи культурного образца в этом случае не работает: «Мы в школе всех проходили — Блока, Маяковского, Пушкина, всех, которые по стандарту идут. Просто на тот момент стихи не играли для меня такой большой роли, не захватывали меня с головой так, как это происходит сейчас» (студентка, 1996 г.р.). Вспомним, что и у респонденток из первого кейса отношение к поэзии формировалось не школой: «поэтический фокус» был частью семейной идентичности, а культурный канон был получен буквально по наследству. В этом же случае «поэтический фокус» зависит напрямую от собственной творческой активности респондента, которая формирует его новую идентичность. Все, что находится за пределами этого самоотождествления с поэзией как основой социально значимого образа, то есть культура в собственном смысле, по-видимому, просто не воспринимается. Поэзия изымается из литературы и становится социальным медиумом особого рода эмоций и состояний, разделя­емых с другими в процессе коммуникации. Поэтому она обретает по преимуществу устную форму. В рассматриваемом кейсе поэзия — это прежде все­го то, что исполняется и слушается.

Именно представление о поэзии как об исполнении со сцены движет нашими респондентами, которые, почувствовав, что у них «что-то получается», начинают искать место, где можно было бы «почитать стихи». Поиск осуществляется в Интернете, как через поисковые системы, так и через социальную сеть ВКонтакте. Довольно быстро респондент находит одну из многочисленных площадок с открытым микрофоном, где каждый желающий может прочитать публике написанное. Причем на этих площадках исполняются не только стихи. На них стихи пересекаются с иными разновидностями творческих активностей. Зачастую одни и те же исполнители читают стихи и тут же поют песни собственного сочинения — под гитару или даже под грамотно аранжированный «минус». Распространена и мелодекламация. Этим словом респонденты обозначили то, что, собственно, всегда так и называлось — чтение поэтических текстов под музыку. Причем читаться могут как свои тексты, так и чужие. «Я пришла на вечер, выступила, спела две свои песни, всем очень понравилось. Даже потом ко мне подошли люди, сказали, не хочешь ли выступить еще там-то и там-то. И так вот пошло. Все вот эти тусовки поэтические, они друг с другом пересекаются. Одна большая паутина. Все друг друга в принципе знают и таких поэтических групп очень много. Практически при каждом университете» (студентка, 1996 г.р.).

Университетскими клубами руководят сами студенты. И эти клубы связаны с различными городскими площадками — кафе, антикафе, новыми культурными пространствами или даже музеями, где различные организаторы проводят вечера, в которых «поэты» могут по желанию принять участие. Так образуется среда, которая, в отличие от профессиональной поэтической, является открытой и не иерархизированной. Символической ценностью, распространяемой через сеть персональных связей, становится само участие, а не право признавать и быть признанным: «Я считаю, что это как, ну, бег для обычного человека. Человек, когда выходит на пробежку, он не хочет выиграть Олимпиаду, он просто бежит. Вот так и я… А цель… Цель я не ставлю» (респондент 1994 г.р., магистрант одного из московских технических вузов). То есть перед нами партиципаторный режим бытования поэзии, включенной в парадигму различных «исполнений» другого типа (песни, стендап, танец и т. д.).

Может показаться, что при такой доминанте самовыражения внутри этой поэтической культуры речь в принципе не идет о чтении как рецепции того, что написано другими. Но это не так. Каждая открытая площадка имеет соб­ственный «паблик» — группу в социальных сетях, в которой публикуются тексты участников либо записи с авторским чтением (мелодекламацией). Конечно, взаимная рецепция текстов участников чтений происходит непосредственно на площадках. Эта непосредственность включена в господствующий в этой культуре паттерн бытования поэзии как «перформативной» практики, направленной на возбуждение коллективных эмоций «здесь и теперь» и этим уподобляющейся практикам, характерным для рок- или поп-музыки. Запись или текст — это, скорее, возможность сохранить и вновь и вновь воспроизводить соответствующее переживание. Поэтому в репертуар поэтического чтения «новых наивных» читателей[9] прежде всего входят стихи других участников чтений, к которым хочется вернуться после прослушивания, чтобы закрепить впечатление.

Но не только. Постепенно читательский репертуар «новых наивных» читателей расширяется, они осваивают канонические тексты, в том числе исполняя их со сцены (особенно ценится декламация под музыку). Это освоение имеет свои особенности. Они связаны с тем, что в этой культуре существенно иначе работает категория авторства. Если для новых читателей канонической поэзии «автор» — это основная единица мышления, вокруг которой «собирается» их поэтическая картина мира (каждый из респондентов начинал с перечисления «имен» и только потом переходил к текстам), то в случае с «новыми наивными» ни один из них не мог назвать имена тех, чье исполнение запомнилось или чьи тексты понравились. Описывался, скорее, эффект, само впечатление: «Твой любимый автор — это, наверное, тот, кто на данном этапе больше всего подходит под твои жизненные ситуации, под твой характер». Автор оказывается функцией от впечатления и эмоционального настроя, которые можно выразить с помощью его текста[10]. Либо обозначением образа, с которым можно в данный момент отождествиться. При этом текст отрывается от автора-образа и может легко монтироваться с другими текстами, звучащи­ми в мобильном устройстве, в единый слитный фон, сопровождающий повсе­дневные действия (например, вождение автомобиля). «Новое наивное» чтение осущест­вляется в таком же «трековом» режиме, в каком существует, напри­мер, современная поп-музыка. Вместо сборников — плей-лист поэтических ис­полнений, сопровождающих передвижение по городу. Или скопированные в блок­нот айпада из ленты поэтических «пабликов» тексты, которые читаются и перечитываются в удобное время. «Мне нравится это стихотворение, и неважно, кто его написал. Главное, что оно выражает мои эмоции», — так можно суммировать отношение «новых наивных» читателей к чтению стихов.

В эту ротацию, безусловно, попадают и «канонические» стихи, «классика». Но они обретают в читательском репертуаре «новых наивных» читателей непривычную роль. Если в традиционном типе чтения текст рассматривается как принадлежащий такому-то автору, то для «нового наивного» читателя автор — это атрибут того текста, который «взволновал», «зацепил», «понравился», был скопирован и т. д. Текст единичен и самодостаточен. Фактически анонимен. И потому абсолютно современен и может быть символически «присвоен», вовлечен в исполнительскую активность новых «поэтов», будучи прочитан со сцены под музыку, превращен в рэп или в песню. Новая поэтическая культура практически не знает пассивной рецепции. Ее распределенная по сети офф­лайновых и онлайновых коммуникаций субъектность отбирает в поэти­чес­ком прошлом подходящий и отфильтровывает неподходящий материал, который поступает в распоряжение акторов, очищенный от истории и готовый к новой жизни.

Заключение

Мы начали наше рассуждение с того, что, отказавшись искать гипотетического «читателя поэзии», решили остановиться на режимах ее чтения. При этом мы постановили не навязывать респондентам те способы концептуализации поэзии, которые порождены «гипнозом поля» и связаны с механизмами внутрикультурной легитимации, а следовать за тем, как сами респонденты конструируют поэзию и связанные с ней практики. Кроме того, в анализе респондентских нарративов нам было важно, как «собирает» респондент чтение, какие акторы задействованы в его рассказе и как эти акторы связываются между собой в различного рода сети, по которым «движется» чтение, транслируется интерес к поэзии.

Оказалось, что современное чтение стихов осуществляется в нескольких режимах. Самый «старый» режим функционирует в объектно ориентированных, «обезличенных» сетях, инициирующих «столкновение» читателя со «своей» книгой, отбор среди множества «уже-отобранного». Автор и читатель связаны цепочкой опосредующих инстанций — проводников, транслирующих смыслы и виды активности от первого к последнему. При этом и автор, и читатель уникальны и «персонифицированы». «Сканируя» множество текстов, читатель складывает свой собственный уникальный канон, внутри которого его общение с поэтическим текстом осуществляется в «интенсивном» режиме.

Этот читательский режим хронологически привязан к позднесоветско­му времени. В практике современных двадцатилетних он трансформируется в «каноническое» чтение, где полученный «в наследство» от старших, сформированный ими канон, зафиксированный в домашних книжных собрани­ях, становится объектом своего рода сакрализации, приводящей к интенсивному чтению — без предварительного «сканирования». Но, будучи передан без «инструкции по применению», этот канон не может быть пополнен наследниками за счет современной поэзии. «Каноническое чтение» фиксируется на «классике».

Для старших же читателей «перезагрузка» интереса к поэзии связана с появлением социальных сетей и блогов, которые формируют новую сеть акто­ров В ней офлайновые контакты и онлайновые сетевые связи находятся в постоянном взаимодействии. Эта система более открыта и более «человекоориентирована», чем предыдущая сеть. Она вплотную придвигает читателя к автору, а столкновение с поэтическим текстом происходит в потоке коммуникации меж­ду ними. Текстовое множество теперь развертывается перед читателем в процессе общения и обмена ссылками. Книга, которая занимала в «старом» режиме чтения первое место в цепочке акторов, теперь стоит в ее конце, как знак принадлежности к сообществу знающих. Читатель, таким образом, уже не отбирает из отобранного, его поиск становится еще более свободным и активным. Двигаясь по сети контактов, он ищет новые имена и получает новые тексты непосредственно от авторов, из первых рук. Он фактически становится участ­ником поэтического процесса. Но, чтобы весь этот процесс «соучастия» был запущен, необходима счастливая случайность, внезапное обретение контакта с какой-то из частей сети. Поэтому, видимо, так редки те, кто, не будучи сам автором тек­стов, тем не менее называет себя читателем современной поэзии.

Гораздо вероятнее, что механизм «связывания» сработает, если актор сам пишет стихи и сознательно ищет контакта с себе подобными. Но и здесь мы увидели, что «связывание» актора именно с «профессиональным» кластером — также некоторая распределенная случайность. Он может попасть в иное сообщество, гораздо более доступное и, по-видимому, более обширное. Это поэтическая культура партиципаторного типа, где сам паттерн поэтического и связанные с ним практики существенно трансформируются, начиная с категории авторства и кончая статусом текста. Чтение в рамках этой культуры также меняет свой статус. Оно не отделяется от письма и превращается в переприсвоение, при котором и свой, и чужой тексты становятся экспрессивным инструментом, превращающим индивидуальную эмоцию в коллективно разделяемую. Поэзия как сфера деятельности здесь выводится за рамки «литературы» в традиционном смысле и включается в парадигму «исполнений» популярной культуры. Сообществу «новых наивных» поэтов свойственна особого рода «распределенная субъективность». Можно сказать, что оно действует как нейросеть, отбирающая из корпуса канонических текстов те, что будут переработаны им и включены в плей-лист для постоянного прослушивания и сопереживания.

Мы видим, как на наших глазах зарождаются две новые поэтические культуры, каждая со своим режимом чтения. Обоснование и осмысление их новизны возвращает нас к началу текста, к теории поля литературы Пьера Бурдьё. Можно сказать, что они примерно соответствуют двум субполям единого поля. Одна культура порождает читателя-участника, по мере наращивания связей внутри поэтической сети становящегося все более и более компетентным, все более «включенным». В конце концов такой читатель «растворяется» внутри сообщества авторов, становясь его частью. Эта культура, на первый взгляд, находит соответствие в субполе элитарного производства. Другая, напротив, будучи порождением неспециализированного, массового вкуса, «растворяет» автора, создавая из чужих и собственных текстов популярный вариант поэзии, что, на первый взгляд, соответствует субполю массового производства, производства для публики.

Однако это кажущееся соответствие. Перед нами вовсе не субполя, находящиеся де-факто в состоянии борьбы за навязывание публике определений того, «что есть литературная или артистическая продукция» [Бурдьё 2000: 27], а независимые друг от друга сетевые кластеры, где стирается граница между производством и потреблением и, следовательно, не существует разделения на «творцов» и «публику». В этом смысле и соотношение «элитарного» и «массового» кардинально меняется. Теперь и массовая поэзия, как раньше элитарная, становится производством для производителей. Сфера популярного вкуса автономизировалась так же, как раньше сфера элитарного. Публика теперь перестала быть публикой и научилась сама обслуживать свои потребности, не нуждаясь в профессиональном сообществе.

Библиография / References

[Алехин 2006] — Алехин А. Поэт без читате­ля // Арион. 2006. № 3 (http://magazines.russ.ru/arion/2006/3/aa25.html).

(Alekhin A. Poet bez chitatelya // Arion. 2006. № 3 (http://magazines.russ.ru/arion/2006/3/aa25.html).)

[Борусяк 2015] — Борусяк Л. Любовь к поэзии и просто любовь (анализ контента сооб­ществ в соцсети ВКонтакте, посвященных русским поэтам) // Литература. Журнал для учителей-словесников. 2015. № 1 (818). С. 55—61.

(Borusyak L. Lyubov’ k poezii i prosto lyubov’ (analiz kontenta soobshchestv v sotsseti VKontakte, posvyashchennykh russkim poetam) // Litera­tura. Zhurnal dlya uchiteley-slovesnikov. 2015. № 1 (818). P. 55—61.)

[Бурдьё 2000] — Бурдьё П. Поле литературы / Пер. с фр. М. Гронаса // НЛО. 2000. № 45. С. 22—87.

(Bourdieu P. Le champ littéraire. — In Russ.)

[Виттман 2008] — Виттман Р. Революция чтения в конце XVIII века? // История чтения в Западном мире от Античности до наших дней / Ред.-сост. Г. Кавалло, Р. Шартье; пер. с фр. М.А. Руновой, Н.Н. Зубкова, Т.А. Недашковой. М.: ФАИР, 2008. С. 359—398.

(Wittman R. Was there a Reading Revolution at the End of the Eighteenth Century. — In Russ.)

[Дубин, Гудков, Страда 1998] — Гудков Л., Дубин Б., Страда В. Литература и общест­во: введение в социологию литературы. М.: РГГУ, 1998.

(Gudkov L., Dubin B., Strada V. Literatura i obshchest­vo: vvedenie v sotsiologiyu literatury. Moscow, 1998.)

[Знамя 2012] — Поэзия XXI века: жизнь без читателя? (дискуссия) // Знамя. 2012. № 2 (http://magazines.russ.ru/znamia/2012/2/da14.html).

(Poeziya XXI veka: zhizn’ bez chitatelya? (diskussiya) // Znamya. 2012. № 2 (http://magazines. russ.ru/znamia/2012/2/da14.html).)

[Зоркая 1998] — Зоркая Н. Тенденции в чтении россиян в 90-е годы: на материале опросов ВЦИОМ 1992—1997 гг. // Мониторинг общественного мнения. 1990. № 3 (35). С. 44—49.

(Zorkaya N. Tendentsii v chtenii rossiyan v 90-e gody: na materiale oprosov VTsIOM 1992—1997 gg. // Monitoring obshchestvennogo mneniya. 1990. № 3 (35). P. 44—49.)

[Зоркая 2003] — Зоркая Н. Чтение в контексте массовых коммуникаций // Мониторинг общественного мнения. 2003. № 2 (64). С. 60—70.

(Zorkaya N. Chtenie v kontekste massovykh kommunikatsiy // Monitoring obshchestvennogo mneniya. 2003. № 2 (64). P. 60—70.)

[Королева, Левинсон 2005] — Королева С., Левинсон А. Опыт литературного маркетинга (проект «Стихи-народу») // НЛО. 2005. № 62. С. 412—426.

(Koroleva S., Levinson A. Opyt literaturnogo marke­tinga (proekt «Stikhi-narodu») // NLO. 2005. № 62. P. 412—426.)

[Латур 2014] — Латур Б. Пересборка социального: введение в акторно-сеевую теорию / Пер. с англ. И. Полонской; под ред. С. Гавриленко. М.: Изд. дом Высшей школы экономики, 2014. 

(Latour B. Reassembling the Social. An Introduction to Actor-Network-Theory. — In Russ.)

[Пермяков 2010] — Пермяков А. Интервью с Д. Файзовым и Ю. Цветковым // Вол­га. 2010. № 3 (http://www.litkarta.ru/
dossier/tsvetkov-faizov-interview/).

(Permyakov A. Interv’yu s D. Fayzovym i Yu. Tsvet­ko­vym // Volga. 2010. № 3 (http://www.litkarta.ru/ dossier/tsvetkov-faizov-interview/).)

[Пуханов 1998] — Пуханов В. Время поэзии // Октябрь. 1998. № 6 (http://magazines.russ.
ru/october/1998/6/repl. html).

(Pukhanov V. Vremya poezii // Oktyabr’. 1998. № 6 (http://magazines.russ.ru/october/1998/6/repl.html).)

[Рэдуэй 2004] — Рэдуэй Дж. Читая любовные романы. Женщины, патриархат и попу­ляр­ное чтение / Пер. с англ. М. Курганской; предисл. Б. Дубина. М.: Прогресс-Традиция, 2004. (Гендерная коллекция)

(Radway J. Reading the Romance. — In Russ.)

[Berg 2013] — Berg A. Russian Poetry in the Marketplace: 1800—1917, and Beyond. Doctoral diss. Harvard University, 2013.

[Craig 2011] — Craig A. When a book is not abook: object as “player” in identity and community formation // Journal of material culture. 2011. № 16 (1). P. 47—63.

[Craig, Dubois 2010] — Craig A., Dubois S. Between Art and Money: The Social Space of Public Readings in Contemporary Poetry Economies and Careers // Poetics. 2010. Vol. 38. P. 441—460.

[Van Dijk 2014] — Van Dijk Y.  Amateurs Online: Creativity in a Community // Poetics. 2014. Vol. 43. P. 86—101.

[Dubois 2006] — Dubois S. The French Poetry Economy // International Journal of Arts Management. 2006. Vol. 9. № 1. Р. 23—34. 

[Franssen, Kuiper 2015] — Franssen T., Kuipers G. Sociology of Literature and Publishing in the Early 21st Century: Away from the Centre // Cultural Sociology. 2015. Vol. 9 (3). P. 291—295.

[Lacroix 2003] — Lacroix M. Littérature, analyse de réseaux et centralité: esquisse d’une théorisation du lien social concret en littérature // Recherches sociographiques. 2003. Vol. 44. № 3. P. 475—497.

[Pareschi 2015] — Pareschi L. How I Met My Pub­li­sher: Causal and Serial Intermediaries in First-time
Authors’ Publication in the Italian Literary Field // Cultural Sociology. 2015. Vol. 9 (3). P. 401—424.

[1] Именно такие ответы получила Любовь Борусяк, опросив 700 респондентов (сведения любезно предоставлены автору статьи в частной беседе).

[2] См., например, статью Натальи Самутиной в этом блоке, где, в частности, показано, как исследования фанфикшн расширяют традиционное понимание литературности и литературы, трансформируя представление о границах авторства, чтения и письма. Такой же расширительной по отношению к традиционному литературоведению исследовательской практикой стала этнография чтения и читательских сообществ, противопоставляющая умозрительным литературоведческим конструкциям относительно текста непосредственное эмпирическое наблюдение читательских реакций, а каноническому «литературному» читательскому репертуару — «реальный» читательский выбор (см., например: [Рэдуэй 2004: 18—21]).

[3] О связи становления института литературы и модернизации традиционных обществ см.: [Дубин, Гудков, Страда 1998: 27—28].

[4] О взаимоотношениях сообществ акторов «старого» и «нового» (дигитального) типа см.: [Van Dijk 2014: 87—92]. Характерен вывод, который делает автор, исследуя сообщества онлайн-авторов: социальный порядок, который организуется в сетевых сообществах, более всего похож на тот, более архаический, чем современный, порядок взаимодействий, который имел место в поэтических обществах Франции и Голландии XVIII века (поскольку «они также широки, демократичны по своей структуре» и «базируются на идее, что процесс поэтического творчества мог бы в большей степени стимулироваться в контексте сообщества» [Там же: 90]. Так новая модель функционирования литературы смыкается с более архаической, основанной на не­опосредованных, неформальных взаимодействиях.

[5] См. также работу Алисы  Крейг о роли поэтической книги для возникновения сетей поэтической коммуникации [Craig 2011] и исследование Крейг и Дюбуа о поэтичес­ких чтениях как инструменте установления поэтических «дистрибутивных сетей» на глобальном рынке, что дает поэзии возможность существовать вопреки отсутствию «широкой коммерческой привлекательности» [Craig, Dubois  2010: 441].

[6] Ср., например: [Пуханов 1998; Алехин 2006] и реплику критика С.И. Чупринина в: [Знамя 2012]. В этих произвольно выбранных из архива ресурса «Журнальный зал» репликах разных лет факт «ненужности» поэзии является скорее общим местом, отправной точкой для дальнейших ламентаций.

[7] См. реплику из интервью с литературтрегерской группой «Культурная инициатива»: «Как только мы приведем на выступления поэтов массу людей, а масса, как извест­но, это касса, тут же появятся деньги, пристальное внимание СМИ, все сразу исчезнет или, по крайней мере, перестанет развиваться. Пока ситуация замкнута на себя, она честна. Приучать читателя (в том числе и массового) к поэзии нужно, но делать это стоит тонко и осторожно, чтобы не навредить» [Пермяков 2010].

[8] Так, американский славист Алексей Берг в своей диссертации, посвященной экономическим и социальным аспектам русской поэзии, пишет, что, парадоксальным образом, если сравнить тиражи поэтической и романной продукции эпохи, позднее названной Серебряным веком, то мы увидим, что «поэзия была выдавлена почти на самый край литературного рынка» [Berg 2013: 86].

[9] Слово «наивность» — это условное обозначение их «отрыва» от канона и дань «внутрипоэтической» иерархической оптике, а не оценочное словоупотребление.

[10] Быть может, именно таким отношением объясняется специфическое «неумение» выразить свое отношение к тексту, свои чувства, которое отмечает Л. Борусяк, исследуя посвященные поэтической классике сообщества сети ВКонтакте. Она отмечает: «Практически отсутствует умение, желание и стремление анализировать художественные особенности поэтической лирики… В большинстве случаев “улица корчится безъязыкая”, т. е. участники поэтических сообществ затрудняются выразить свои чувства по поводу того или иного стихотворения, для этого не хватает языка. Не случайно столь часты банальные, а подчас даже вульгарные выражения симпатии и восхищения: “Шикарно”, “Гениально” и пр.» [Борусяк 2015: 60].

7 молодых поэтов России: ликбез в понимании современной поэзии

Современная поэзия — в движении. Она энергично пульсирует в творческих вечерах и моноспектаклях, в дуэлях, шоу и арт-проектах. В огромных пространствах сегодняшней интернет-литературы и возрастающей моде на стихи есть общая, закономерная сила новой волны интереса к лирике. Но что и кто её представляет? И если её читать, то с чего начинать? Лучше всего на этот вопрос ответят сами молодые поэты. Перед вами семь имён: разных, зачастую контрастирующих друг с другом, но образующих единый портрет литературной жизни этого века.

«Это море, в котором почти невозможно ориентироваться» — пишет поэтесса Линор Горалик, рассуждая о современной поэзии. В наше время заявить о себе легко. Услышат ли тебя — другой вопрос. Подступиться к этому морю невероятно сложно — поэзия сегодня слишком разная. В ней нет преемственности, единого поля и ориентиров — мы в каком-то смысле «идём по приборам».

Каждый из лириков чем-то отличен.  Они такие же разные, как весь костяк современной русской поэзии. И пусть у каждого из них будет своя «номинация», наиболее точно и ярко характеризующая особенности их творчества.

Санкт-Петербург, 26 лет.

«…я рос в стране,
где у мамы чайник стоит, заварен.

И где-то в небе,
в далёком небе летит Гагарин.

Летит Гагарин.
Такой счастливый, такой святой».

Егор Сергеев — поэт, лауреат премии Роберта Рождественского. После дебюта на публике в 2011 году приобрёл популярность среди ценителей поэзии во многих уголках России, тогда же выпустил книгу «Недопущенное к продаже: стихи». Его тексты переведены на английский, немецкий, французский, финский, чешский языки, опубликованы в России, Финляндии и США.

В стихах Сергеева присутствует характерная и «хроническая» для его творчества тема Космоса. «Поэзия как предчувствие» — отозвался о его стихах один из журналистов, комментируя, в том числе «Дочь подполковника», самый известный цикл сергеевских стихов.

Егор родился и вырос в Петрозаводске, учился на медицинском, но, не окончив ВУЗа, устроился в отделение скорой помощи. В этом статусе, совмещая трагичную будничность работы с практикой творца, Сергеев совершил несколько поэтических туров по России, воплощая в своём творчестве самый разный опыт. Два года назад поэт переехал в Санкт-Петербург.

В ГРАФЕ О ГРАЖДАНСТВЕ

Я рос в стране
пациентов и эскулапов,
обречённых на симбиоз.

Где полулев-получеловек из гранитных лап достаёт вопрос.
Где жизнь от смерти порой один отличает запах.
Где воет ветер, опережающий стук колёс,
под вечно мчащимся в никуда голубым плацкартным.

Я рос в стране, где никто не знает своих пределов.
Январь заканчивается в марте,
февраль — в апреле.
С Владивостока в Калининград убегать неделю.
Живые контуры школьных карт обнимают Землю,
почти дотронувшись пальцем правой
до пальца левой.

Я рос в стране, где закон суров,
но давно развенчан.
Где добрый труженик чёрта с два получает гордо.
Я рос в стране самых горьких слов,
самых чистых женщин,
которых хочется целовать сгоряча и в бёдра.

Вином и хлебом, густым наливом, живой водой
я рос в стране,
где у мамы чайник стоит, заварен.

И где-то в небе,
в далёком небе летит Гагарин.

Летит Гагарин.
Такой счастливый, такой святой.

Москва, 31 год.

«Либо совесть приучишь к пятнам,
Либо будешь ходить босой.
Очень хочется быть понятным
И при этом не быть попсой».

Вера Полозкова — знаменосец современной русской поэзии, телеведущая, актриса и певица. Вы могли видеть её на телевидении и YouTube, слышать её стихи по радио, читать о ней в новостях. Вера Полозкова — феномен того, какого уровня популярности может добиться поэт в современных реалиях, как быстро окрепло поэтическое поколение новой России.

Ее стихи пользователи социальных сетей прозвали «единицами смысла». Они обо всём: надеждах, трудностях и чувствах. Конечно, со временем обвинять её в посредственности, которой так богата женская лирика, становиться всё легче — теперь поэту мало быть поэтом как таковым, он должен стать поп-проектом. А этого литература и её смыслы очень часто принять не могут.

Всё же Полозкова пишет характерно для женской аудитории. Но пишет, надо сказать, хорошо и так, что безупречности её формы, остроумия, а иногда и искренности стихов могли бы поучиться многие.
Первую книжку Вера выпустила в 15 лет, а сейчас ей 31, у нее сотни стихов и широчайшая аудитория. Получив массу литературных премий, сегодня Полозкова играет в театре и с завидной периодичностью ездит в поэтические туры по России.

Не окрыляет. Не властвует. Не влечёт.
Выброшено. Развеяно у обочин.
Взгляд отрешен или попросту обесточен.
Официант, принесите мне гамбургский счёт.

Все эпилоги — ложь. Все дороги — прах.
Бог одинок и, похоже, серьезно болен.
Город отчаялся, и со своих колоколен
Он распевает гимн об иных мирах.

Воинам грехи отпущены наперёд.
Им не увидеть больше родимой Спарты.
Я отдала долги. Я открыла карты.
И потому меня больше никто не ждет.

Москва. 29 лет.

«Я люблю говорящих вполголоса.
Ведь вполголоса говорящие,
все, как правило, настоящие,
да с дымящимся кубом совести».

Константин Потапов — поэт, актёр, фронтмен музыкального проекта «Posternak» (intelligent hip-hop), автор моноспектаклей «Демоны», «Глупые истории» и «Insomnia».

Костя Потапов входит в список тех авторов, кто стремится превратить творческие поиски в дело жизни. Особо интересен поэт тем, что нашёл свою, уникальную сегодня форму поэтического выступления. Потапов умело объединяет в формате моноспектакля жанры и языки искусства: поэзию и остроумную, увлекающую театральность, hip-hop, зрелую лирику и проницательный монолог. Прагматичный и открытый человек в жизни, на сцене он — точка пересечения самых крайних чувств.

В его спектаклях всегда несколько героев, женщины и мужчины, иногда — демоны. Все они рассказывают свои истории. Откровенность монолога, рефлексия, динамичная образность стихов. Это вводит в странное состояние. На выступлениях Потапова такая атмосфера, которую нечасто можно встретить: искренняя, яркая, заставляющая зрителя переживать происходящее. Причина этого — тот факт, что потаповские сюжеты взяты из нашей с вами повседневности: четвергов, разговоров на кухне, мыслей в вагонах метро.

Константину Потапову 29 лет, он окончил психологический факультет СамГУ. Победитель восьмых Всероссийских Дельфийских игр в номинации «Театр», победитель ФилатовФеста — 2015 в номинации «Поэзия», автор двух поэтических сборников («Времена Суток» 2009, «Полдень» 2014).

Мне это выйдет боком —
в тебе слишком много Бога.
Тебя написал Набоков
как лучшую из вещей.

Я знаю, что мы погибли.
Тебя написал не Киплинг,
а первый из авторов Библий.
И слог его был священ.

Пока твой зрачок расширен
я не совершу ошибок.
Веди меня мудрым Шивой,
играй на фоно в шесть рук.

Я сделаю всё, как нужно,
согласно точнейшим, нежным
законам дидактики нижней
из самых чутких наук.

Веди меня мудрым инстинктом,
иглой — через пыль пластинки,
красиво стареющим Стингом.
I know you are shape of my heart.

Кричи в потолок задыхаясь.
Стихией стихов — не стихая,
затылком, запястьем, духами —
вдохни меня…. Не выдыхай.

Москва, 30 лет.

«Оглянись на себя не во гневе —
в этом городе ты еще не был.
И расти, как растут деревья:
одновременно в землю и в небо».

Алексей Шмелёв — поэт, музыкант, один из основателей культурного арт-проекта «Мужской голос». Уже вышли два сборника его стихов, «Апельсиновые рощи» и «Пыль». Печатался в литературных журналах «Юность», «Москва», «Нева», «Дружба народов» и др. В настоящее время работает над третьей поэтической книгой.

Стихи Шмелёва — это простой рассказ о сложных чувствах. И мы попробуем раскрыть его так же просто, всего в двух цитатах:

«…потрясает многообразие лирических героев, вызревших в этом молодом Поэте, который одним из немногих по праву получил Есенинскую премию. Это и команданте Че Гевара, и вертинствующий студент дореволюционной России, вырастающий через несколько страниц в полноценного писателя-народника. И политический борзописатель… Простите, обозреватель. И все эти образы гармоничны по ритму, мелодике и стилю речи. Последнее тем более удивительно, поскольку Алексей — стилист интуитивный, что еще более роднит его с Есениным.»

Илья Стечкин, журналист

«Алексей Шмелев — реалист, его творчество обращено к повседневной жизни…»

Римма Казакова, поэтесса.

Всё тебе не хватает чего-то,
всё меняешь за городом город.
И работа тебе — не работа,
да и повод, как будто не повод…
Эта женщина рядом с тобою —
есть красивее, кто бы спорил…
Да и то, что зовётся судьбою
лучше было бы встретить у моря.
И понять — нет любви безответной,
потому что любовь — есть служенье,
и что только движенье бессмертно,
потому что рождает движенье…
Оглянись на себя не во гневе —
в этом городе ты ещё не был.
И расти, как растут деревья:
одновременно в землю и в небо.

Хабаровск, 26 лет.

«И когда меня спросят однажды,
Так зачем же вы стали поэт?
Я отвечу и чинно, и важно:
Ну а х*ли бы, собственно, нет?»

Егор Труфанов — поэт, участник культурного арт-проекта «Мужской голос». Он прославился шутливыми «егориками» (злободневными четверостишьями) и занятными философскими размышлениями в больших формах. Хулиганские и остроумные «егорики» Труфанова — своего рода поэтическая акция, ещё одно лицо современной поэзии, на этот раз — с явным выражением ухмылки.

Я устал от зимы,
Ненавидящей город,
Точно мачеха — неродного.
Отряхнув и расправив ворот,
Я сверхновой сверхновой,
Как будто по рождеству,
Добираюсь домой
Из дома.

Полушапный народ,
Что идет похмеляться в аптеку,
Оглушает столичную дрянь
От метро до метро.
Голожопая дрань
Одетая в ипотеку.

Эти люди — что воробьи,
Что синицы.
И нет бы умчаться к югу…
Я бы тоже оставил подругу
Остудиться,
А сам бы…
Но не в дугу.

«я открываю рот,
вы открываете „Hennessy“.
я — самовлюблённый урод
с комплексом неполноценности».

Арс-Пегас — поэт современного мегаполиса. Его тексты, и главное, форма их подачи — экспрессия столицы, площади, стекла и бетона. Неслучайно в его стихах много образов города: метро, автобусы, вокзалы. А пишет Арс-Пегас про абсурдность, которую приобретают старые понятия вроде любви, Бога во времена новых понятий, технологий и реалий постмодерна.

Наибольшую популярность Молчанов приобрел во время протестных митингов 2011–2012 годов, когда читал гражданские стихи перед многотысячной толпой. Сегодня он — едва ли не самый известный молодой поэт России.

Всё же главная заслуга Арс-Пегаса — его «ЛитПоны» (литературные понедельники). Но об этом лучше всего рассказать через его слова:

«Я собираю тусовку вокруг себя. Моя тусовка — ЛитПон. Я провожу их с 2009 года. Это помощь не только молодым и талантливым поэтам, но и зрителям, блуждающим в информационном море.

По отношению к литературе до меня, я — продолжатель. Не опровержитель и не соперник. Строго по Бродскому, поэт — это проводник языка. Даже, наверное, не проводник, а инструмент. То есть поэты, которые считают, что язык — это их инструмент, обольщаются. Это они — инструменты языка».

ХОЛОДНЫЙ ХАЙП

Вот это хайп, вот это баттл,
Всё проигравший Сатана,
Друзья, стабильная зарплата,
С колен встающая страна,
Любовь, жена и в центре двушка,
Три чудных дочери и сын.
Очнись!.. Возможно, всё ловушка,
И потому-то ты один
Сидишь в лачуге на «Приморской»,
Ведёшь безмолвный разговор,
Не чувствуешь души и мозга,
А только холод и укор.

Днепропетровск, 28 лет.

«А завтра меня проводит до вагона чей-то рукав,
Чья-то ладонь засунет магнитик мне в вещи.
Ты спросишь, сколько я получаю за вечер,
А я брошу в твою душу слово,
Чтобы узнать насколько она глубока»

Дмитрий Качмар (псевдоним Дима Птицами) — популярный поэт из Украины, постоянно гастролирующий по всем крупным городам России, Украины и Беларуси.

Главное, что стоит понять, Птицами — это не только стихи, но и голос. Дима Качмар стал известен среди ценителей качественной современной поэзии не в последнюю очередь благодаря авторскому исполнению собственных строк. Он одним из первых начал записывать. Такой формат, когда строчки переходят в эмоции, а дальше в голос и запись MP3, не мог не понравиться зрителю: число его поклонников выросло очень быстро.

Широкая популярность же пришла к Птицами после записи стихотворения «Вы видели, как умирают киты?». Сильное, наполненное, самобытное звучание его низкого голоса трогает, резонирует и волнует много больше, чем голые столбцы стихов.

Очевидно, мы живём в более прозаичное и прагматичное время, чем Ахмадулина и Бродский. И всё же, теряя в поэтичности и контрастах, наше время отличается широким числом форм самовыражения; представляет нам поэзию, поэта, его личность в совсем новых ролях и качествах.

Интернет сделал искусство вообще, и поэтическую культуру в частности, ближе и доступней. Сегодня её новый, цифровой век. В том множестве направлений и авторов, что вмещает сеть, каждый вполне способен найти ту поэзию, что тронет и увлечёт именно его.

АРТЁМ ЭСАУЛОВ

Современная русская поэзия: звезды первой величины

/ 9

В рамках мероприятий, посвященных Году литературы в России, состоялась лекция доктора педагогических наук, Заслуженного учителя Российской Федерации Натальи Беляевой «Современная русская поэзия: звезды первой величины».

В качестве основной черты современной русской поэзии Н.Беляева выделила её многообразие. В современной русской поэзии нет одной или даже нескольких групп, которые определяли бы основное направление, нет мейнстрима, невозможно назвать главную тенденцию. Единственный критерий, по которому возможна классификация — это отношение авторов к литературной традиции, к поэзии Серебряного, в большей степени даже Золотого века. Принимают они её или нет, стремятся развить её тенденции или относятся к ним с иронией и скепсисом.

Талантливых авторов много и в том, и в другом течении, поэтому имена Н.Беляева предложила выбрать из наградного списка национальной литературной премии «Поэт», учрежденной в 2005 году Обществом поощрения русской поэзии. Премия вручается за наивысшие достижения в современной русской поэзии ныне живущим поэтам, пишущим на русском языке, независимо от национальности и места жительства.

Александр Кушнер, первым получивший премию в 2005 году, известен по стихотворению «Времена не выбирают». В ранних стихах поэта чувствуется пристрастие к описанию сложных геометрических форм. Стихотворение «О здание Главного штаба!..» переполнено изысканными метафорами, через которые проводится мысль о том, что каждый миг содержит в себе особенные черты века. Здания в стихотворении становятся «зыбкими» – ведь они вчера были на свернутом в трубку чертеже, сегодня воплощены в камне, завтра, возможно, будет разрушено, а потом может оказаться восстановленным. Зрелым стихам А.Кушнера подобное свойственно меньше, в них появляется упоение бытом, ирония, даже элементы авангарда. Хотя в целом поэт остается приверженцем классической традиции, и даже в стихах, например, в «Пунктуация – радость моя!.…», полемизирует с представителями современной поэзии, сравнивая стихи без знаков препинания с деревом без птиц.

Многие стихи получившего премию в 2007 году Олега Чухонцева положены на песни, что интересно – только в наши дни, хотя написаны были давно. Его раннее стихотворение «Этот город деревянный на реке…» легко трактуется – человеческая судьба как дом, её нужно также тщательно строить и также беречь. Эти образы легко угадываются, в стихотворении нет изощренно глубокого подтекста. Стихи зрелого О.Чухонцева заметно усложняются. Показательно даже название вышедшего в 2003 году сборника – «Фифиа», что с суахили переводится как «то, что исчезает». В стихотворении «Две старых сосны обнялись и скрипят…» античные и библейские образы органично сочетаются с прозаизмами и просторечием, угадываются глубокие переклички с Александром Пушкиным, Михаилом Лермонтовым, «Кладовой солнца» Михаила Пришвина, метафоры становятся философичнее.

Стихи награжденного в 2014 году Геннадия Русакова долгое время не были широко известны, хотя печатались даже в «Новом мире». В стихотворении «…И коровы, наверно, на небе у Господа есть…» из цикла «Разговоры с Богом» угадывается лермонтовская традиция – отчаявшийся человек просит у Бога смерти. Стихи действительно были написаны когда Г.Русаков тяжело переживал смерть жены, поэтессы Людмилы Копыловой. Критика отмечала в них влияние Анны Ахматовой и Оспа Мандельштама, и вообще очень сильное влияние акмеизма. Это проявляется и в более позднем «Когда играет духовой оркестр…» которое явно созвучно стихотворению «Средь шумного бала случайно…» Алексея Толстого.

В направлении, стремящемся к отказу или как минимум значительному переосмыслении русской литературной традиции наибольший интерес, по мнению Н.Беляевой представляет русский постмодернизм. Характерная черта постмодернизма – ирония, постмодернизм отказывается от назидательной роли литературы, рассматривая её как игру, которая никого ничему не учит. Автор-постмодернист активно использует цитаты и клише, выражая свою позицию через них, при этом нередко придавая иной смысл.

Лауреат премии 2008 года Тимур Кибиров привлек к себе внимание «Вступлением к поэме «Сквозь прощальные слезы». Даже его беглое прочтение позволяет выловить множество цитат-«гиперссылок» на другие литературные произведения, создающих новую реальность. Это занимательная игра, требующая, однако определенного культурного багажа. В другом стихотворении «Ну была бы ты что ли поменьше…» из цикла «Нищая нежность» угадываются отсылки к Михаилу Лермонтову, Александру Блоку, Анне Ахматовой и Александру Пушкину, Константину Симонову, советским песням. Изображая свою страну неприглядной и даже неприятной, автор тем не менее в последней строчке расставляет все по местам, вводя даже своеобразный патриотический контекст, признаваясь, что любит Родину такой, какая она есть. Подобное переосмысление возможно не только на российском литературном материале, например, в стихотворении «Красивы небо и земля…» обыгрываются мотивы из вышедшего в середине XIX века английского поэтического сборника «A Shopshire lad». Современный Т.Киберев во многом отходит от эстетики постмодернизма, например, в его «Ars poetica» («Гляди! Во все глаза гляди, читатель мой!..) скрытых цитат намного меньше и разговор с читателем строится иначе.

Получивший премию в 2010 году Сергей Ганделевский в молодые годы входил в творческую группу «Московское время», а в сейчас возглавляет журнал «Иностранная литература». Его юношеское стихотворение «Когда волнуется желтеющее пиво…» иронично, но эта ирония не переходит в высмеивание – сам поэт называл такую позицию «критическим сентиментализмом». Эта иронию С.Ганделевский нередко проявлял и по отношению к самому себе, например, упоминая «закрытые кавычки» в стихотворении «На севере диком стоит одиноко писатель…». В его зрелом стихотворении «Мама маршевую музыку любила…» такой ироничности почти нет, наоборот, там проводится мысль о том, что отвергая многое, мы не можем отвергнуть всё, потому что это – жизнь наших предков. И как бы мы ни оценивали их, мы связаны с ними множеством невидимых нитей, без которых не можем существовать.

Юлий Ким, лауреат премии 2015 года, известен как автор песен к кинофильмам (под псевдонимом «Ю.Михайлов»). Его ранние работы очень лиричны, стихотворение «19 октября», созданное во времена преподавания в колмогоровской школе, насквозь пушкинское и очень красивое. «Губы окаянные…» считали народной песней. Молодой поэт как будто намеренно избегал в своих стихах политических мотивов, даже несмотря на то, что в жизни не скрывал антисоветской позиции и был активным участником диссидентского движения. Эти мотивы проявляются у сегодняшнего Ю.Кима. Его «Песнь пятой колонны» отличается дерзостью, резкостью, даже желчностью. В другом позднем стихотворении «Московский разговор» появляется не свойственная ранее толстовская назидательность.

Безусловно, список интересных современных русских поэтов не исчерпывается этой шестеркой. Перечислив такие имена, как Светлана Кекова, Инна Лиснянская, Вера Павлова, Олеся Николаева, Елена Шварц, Алексей Алёхин, Татьяна Бек, Максим Амелин, Денис Новиков, Лев Лосев, Александр Ерёменко, Михаил Щербаков Н.Беляева подчеркнула – талантливых авторов в России много, и все они достойны того, чтобы их читали, изучали, чтобы о них спорили.

В заключение Н.Беляева обратилась к слушателям с призывом читать, а ещё лучше – писать стихи.

Журнал эпохи постмодерна

– Вы уже более 20 лет находитесь в творческом пространстве. Почему решили вступить в Союз писателей только сейчас?

– Я могла это сделать и раньше, но никогда не испытывала такой потребности. Сейчас же решила, что моё членство – это определённый статус для журнала «После 12». Редактору литературного журнала о поэзии действительно имеет смысл и самому быть членом Союза писателей. Всё это время я писала аналитические материалы и критические статьи. Делала это в форме эссе. Сама работа главным редактором литературного журнала в течение многих лет даёт серьёзные основания для членства.

– Как давно существует журнал? Почему он называется «После 12»?

– Первый номер журнала «После 12» вышел в августе 1995 года. Двумя годами ранее в Кемеровском государственном университете начала работу «Творческая мастерская «Аз». В 90-е это была поэтическая Мекка Кузбасса. В университетскую литературную студию приезжали поэты из Новокузнецка, Новосибирска, Томска и Алтая. На фоне крушения Союза, нищеты, пустых магазинов и общей растерянности это был мощный всплеск молодой и яркой сибирской поэзии. Журнал «После 12» просто обязан был появиться – и он появился! Ни на кого не похожий, энергичный и вызывающий – как и его авторы – первый кемеровский глянец, который распространялся автостопом по всей России и который зачитывали до дыр.

Название предложил Александр Ибрагимов. «Двенадцать» – число сакральное, означающее некую целостность и завершённость: двенадцать месяцев, двенадцать апостолов, двенадцать рыцарей Круглого стола. После двенадцати – начало нового, рывок в неизведанное, творческое устремление, прозрение, вдох после выдоха, возраст взросления.

– Журнал несколько раз менял формат…

– Мы всегда шли в тенденциях времени. Были и молодёжным журналом, в котором печаталась короткая проза, были «умным глянцем». Пытались соединить литературу и массовый спрос на информацию культурного плана. Нам это удавалось. Были прекрасные журналистские материалы о деятелях культуры, очень необычные, неформальные, свежие, живые. Журнал «После 12» всегда привлекал талантливых людей во всех областях. Не только писателей, но и журналистов, верстальщиков, художников и даже музыкантов. Им было о чём поговорить, они отталкивались друг от друга и получали инициацию в своём творческом развитии. Это очень важно. Журнал и сейчас остаётся таким. Конечно, теперь у нас нет такой большой редакции, которая существовала до 2011 года, пока мы находились в университете. Вся наша команда теперь взаимодействует через телефон и Интернет. Я думаю, так должна работать любая современная редакция. Это оптимальный вариант даже с точки зрения финансово-затратной части.

Зато теперь наш творческий совет – это лучшие поэты Томска, Омска, Новосибирска, Барнаула и Красноярска. Все материалы, которые приходят в журнал, предлагают сами члены совета, что исключает поток графомании. Получается, что собираются самые яркие имена. Мы не пропускаем практически ни одного нового явления в Сибири. Нам ставят в вину, что у нас нет концепции. Мы даём разную поэзию. Но это и есть наша концепция: пусть цветут все цветы! Мы представляем в издании не какое-то литературное направление, а ярких отдельных авторов. Для нас каждый из них – отдельное явление. Если он интересен, силён, обладает своеобразным, ясным, отчётливым поэтическим голосом, он, конечно, будет у нас. И это оценили даже в Москве. Все наши начинания вызывают очень хорошую реакцию. Для меня очень важна поддержка и департамента культуры и национальной политики Кемеровской области, и Кузбасского центра искусств, где мы занимаем помещение. Наш юридический адрес: пр. Советский, 40. Журнал наконец нашёл родной дом.

– Несколько лет назад журнал вышел за пределы печати и стал организатором необычных и ярких событий сибирского уровня. Как это получилось и чем вы сейчас занимаетесь?

– Редакция существует как некоммерческая организация. Она называется «Творческая мастерская «Аз». Мы сделали её юридическим лицом и оставили название, которое было ещё при университете. Поэтому, когда образовался Фонд президентских грантов и были объявлены конкурсы, решили поучаствовать. Так журнал стал проявлять свою социальную активность. Первый проект 2018 года «Поэты Сибири – диалог поколений» имел задачу собрать команду. И это получилось. В рамках гранта с 20 лучшими сибирскими поэтами мы проехали по четырём городам: Омск, Новосибирск, Томск и Кемерово. В каждом к нам присоединялся ещё не один десяток поэтов. Особенно ярким был приезд в Новосибирск, где к нам примкнул даже андеграунд. В этом городе в наших мероприятиях участвовало более 50 поэтов. Потрясающе встречали в Омске! На наших мероприятиях было множество студентов вузов и преподавателей, при­шли представители всех местных СМИ.

– Второй ваш проект – арт-клуб «ЛитерА, Советский, 40» – стал логическим продолжением первого?

– Да. Когда прошли все мероприятия в рамках гранта, поэты стали спрашивать, а что же будет дальше, неужели мы все просто разойдёмся?.. Тогда же появилась идея для следующего гранта. Во время наших поездок мы интуитивно нащупали очень интересный формат для встреч, сопровождая чтение стихов музыкальной импровизацией. Решили развить эту тему и стали проводить творческие пятницы, на которых поэт читает свои произведения, одновременно с этим музыкант и художник импровизируют. Причём, это не просто импровизация, а настоящая интерпретация текстов. Музыкант и художник заранее читают стихи и предлагают публике своё видение. Каждая пятница имеет свой цвет и свою тональность.

– Как проходят мероприятия?

– Всё длится 40 минут. Поэт читает стихи, музыкант играет свою композицию. На художника направлена камера и в реальном времени на большом экране идёт трансляция того, как он пишет своё восприятие текста. В зале темно, только три световые точки, направленные на творцов. В конце мы вручаем поэту его напечатанную специально для этой пятницы книгу. А он дарит эти книги с автографами каждому зрителю. Задача популяризации современной поэзии выполняется на 110%. Все встречи снимаются на видео и монтируются в интересные сюжеты, посмотреть которые можно на нашем канале «Арт-проект ЛитерА, Советский, 40» в Youtube.

– Почему вы выбрали именно такой формат?

– Сейчас мир переживает период постмодерна. И главный вопрос – это не проблема творчества, как в модерне, а проблема восприятия. Те поэты, которые говорят, что сейчас не читают, просто вообще не понимают, что происходит. Сегодня зритель и слушатель совершенно другой, как правило, визуал. Отрицать это бессмысленно и смешно. К тому же, современная поэзия – это очень сложный текст, а многие наши гости последний раз читали только Пушкина или Есенина ещё в школе. И вот они пришли слушать современные тексты. Очень сложно написанные, очень трудно воспринимаемые. Современная поэзия – это образы. Слушатель выхватывает какие-то фрагменты, когда слышит поэзию, что-то улавливает, что-то нет. Не выпасть из контекста и помогает музыкальная и художественная интерпретация. Три человека – поэт, художник и музыкант – создают цельный образ, в который вовлечён и зритель. На самом деле получается маленькое чудо.

– Насколько популярны ваши встречи?

– У нас всё время аншлаг. В пятницу выступление, а в понедельник-вторник уже записи нет. Количество мест ограничено – максимум 50 человек. Это такое состояние клубное, закрытое. Мы специально его сделали таким. Но тем не менее все наши пятницы посетит более тысячи зрителей плюс интернет-аудитория, где каждое видео набирает до 6 тысяч просмотров.
Мы не были уверены в успехе. Но результат превзошёл все ожидания! Мы даже не даём рекламу, потому что просто не вместим всех желающих. Для нас сарафанное радио – идеальный вариант. Сначала это была более зрелая публика. Сейчас приходит всё больше молодёжи.

– Что будет дальше, после гранта?

– Мы нащупали ту форму, которая позволяет наиболее эффективно работать с читателем и зрителем. Сейчас прорабатываем проект для 2020 года – «Экспериментальный театр современной поэзии». Задумка очень серьёзная. Мы будем технически переоснащать наш зал. Сюда зайдут театралы со своей пластикой и экспериментами. И то, что инициатором всего этого является журнал, – очень важно. Мне кажется, что современный журнал поэзии таким и должен быть. С одной стороны, собирать вокруг себя все литературные силы, а с другой – активно искать новые формы работы с читателем.

Поэзия • Arzamas

Что значит быть писателем или поэтом в наши дни — Российская газета

По традиции последних лет день рождения Пушкина ознаменован книжным фестивалем «Красная площадь». В своем «Памятнике» Пушкин писал: «Нет, весь я не умру, Душа в заветной лире Мой прах переживет…» В этом же стихотворении намечается и судьба подлинной поэзии, которая будет жить «Доколь в подлунном мире Жив будет хоть один пиит». Оправдались ли слова великого поэта? Каков авторитет поэта в наши дни? Есть ли у всей современной российской литературы широкий заинтересованный читатель? Обозреватель «РГ» беседует об этом с директором Государственного музея истории российской литературы имени В. И. Даля Дмитрием Баком, ректором Литературного института имени А.М. Горького Алексеем Варламовым, директором Российской детской государственной библиотеки Марией Веденяпиной и руководителем Института мировой литературы РАН Вадимом Полонским.

Поэт в России больше не больше, чем поэт?

Как вы считаете, Россия осталась литературоцентричной страной? Можно сказать, как раньше: «Поэт в России — больше, чем поэт»?

Алексей Варламов: Литературоцентричность — это симпатичный миф, а формула Евтушенко — удачный мем. Мне кажется, сегодня нет смысла за них цепляться, сравнивать настоящее с прошлым или пытаться это прошлое воскресить. Да, читать стали меньше, но все равно для кого-то по-прежнему Пушкин — наше все, а на книжных ярмарках толпится народ. Все стало разнообразнее, публика из общего зала разбрелась по интересам и ходит туда-сюда. Красная площадь в этом смысле — удачное место встречи.

Мария Веденяпина: Россия по-прежнему литературоцентрична. И именно поэзия лежит в основе русской литературы. Правда, у современной поэзии — если мы говорим о «высокой» поэзии — массового читателя нет. Но, если не считать феномена шестидесятников, массового читателя у поэзии не было никогда. Посмотрите на тиражи книг Цветаевой или Мандельштама.

Вадим Полонский: Какой смысл мы вкладываем в «литературоцентризм»? Он часто был связан с дефицитом гражданских свобод и институтов в нашей истории. Через писателя и литературные площадки канализировались общественно-политические энергии, не имевшие иного выхода. Литератор превращался в трибуна, а «толстый» журнал — в парламент. Но не только в этом дело. Высокий, сакральный статус слова, свойственный христианской культуре и в очень большой степени древнерусской, во многом и породил в послепетровскую эпоху «литературоцентризм». Можно бесконечно спорить, насколько писателю пристала роль пророка и учителя, но русская культура неизменно исходит из презумпции ожидания этой роли от него. Чехов последовательно отказывался ее исполнять, но его антидидактизм у нас воспринимается именно как «метафизическое высказывание» о мире. Многие писатели в последние лет тридцать также отказываются от подобной роли. Это — важная тенденция. Но не менее важная — усталость от тенденции борьбы с «литературоцентризмом». Принимаем мы его или нет, мы от него не свободны. Таков наш культурный анамнез, и нам с этим жить.

На портале Стихи.ру сегодня прописано более 800 тысяч стихотворцев

Дмитрий Бак: Литература и чтение отходят на второй план, уступают место визуальным носителям информации, а сам текст превращается в набор информационных сигналов или «информационный шум». Между тем художественный текст строится на многосмысленности, он рассчитан на неоднократное прочтение, от которого мы почти отвыкли. Когда-то одно из моих интервью получило название «Восемь строк Фета изменят ваш мозг». Оно показалось мне очень точным. Только навык чтения и понимания сложных художественных текстов позволит поддержать наш традиционный литературоцентризм. Иначе в силу войдет иное присловье: «Поэт в России больше не больше, чем поэт».

Мария Веденяпина: С читателями детской поэзии дело обстоит куда лучше, что заметно по количеству читателей в детских библиотеках. По данным Книжной палаты, самым издаваемым детским писателем становится Корней Чуковский. Большими тиражами переиздаются Маршак, Токмакова, Барто, Берестов, Остер. Редкий магазин, торгующий детскими книгами, обходится без современных детских поэтов Андрея Усачева, Марины Бородицкой, Михаила Яснова, Виктора Лунина, Александра Тимофеевского. Многие стихи этих авторов — уже современная классика. Но есть и более молодые — Анастасия Орлова, Галина Дядина, Юлия Симбирская, Наталья Волкова. У маленьких читателей именно с поэзии начинается литература. Так что уж точно детский поэт в России — больше, чем поэт.

Крошки Ру

Оказали ли компьютерные технологии воздействие на сегодняшнее поэтическое творчество и на восприятие поэзии? На портале Стихи.ру сегодня проживает более 800 тысяч стихотворцев. Потенциально их стихи может прочитать огромная аудитория, да они и сами себе аудитория. Можно ли считать, что она-то и заменила стадионы, которые собирались в 60-е годы? Или это просто торжество графомании?

Дмитрий Бак: Технологии влияют только на распространение любых текстов, но сама природа поэтического творчества и восприятия поэзии пока остается прежней. Имитировать поэзию стало гораздо легче, но эти имитации имеют безусловное право на существование, они имеют этакий терапевтический, «аутотренинговый» характер. Моя бабушка говорила: «Пусть лучше на гитарах бренчат, чем вино по подъездам пьют».

В Сети всегда рядом тексты Платона, Канта и тысячи тонн словесной руды, откровенный мусор. В этих условиях возрастает роль квалифицированных и авторитетных экспертов, но не просто привыкших бубнить навязшие в зубах мантры о высокой литературе, а способных доходчиво объяснить, где зерна, а где плевелы. Кстати, в этом основная задача моего университетского преподавания. Я стараюсь не просто и не только филологов готовить к профессиональной карьере, а способствовать умению слышать и чувствовать сложный литературный текст.

Алексей Варламов: Безбарьерная среда в искусстве — штука сомнительная. Так что Поэзия.ру или Стихи.ру заменить ничего не могут. Все-таки на поэтические стадионы выходили не все кто попало, и в Политехническом музее зрительный зал не смешивался со сценой. Существовал жесткий отбор, без которого в искусстве ничего сделать нельзя.

Дмитрий Бак: Это сложный вопрос. Если в недоброй памяти цензурную эпоху я узнавал, что NN опубликовал книгу стихов, то этот факт имел два варианта истолкования. Либо стихотворец был певцом руководящей роли партии и пролетариата, либо — поэтом, достойным некоторого внимания. Цензура не пропускала не только идеологической ереси, но и откровенной графомании. Если в наши дни я слышу, что автор икс выпустил двадцать девять книг — этот факт не значит ровно ничего. Это может быть и случай Инны Лиснянской, поэта жемчужного блеска, и графомана, плодящего книги с золотым обрезом для раздачи друзьям и соседям.

Алексей Варламов: И все-таки я бы не назвал вседозволенность интернета торжеством графомании. Там свои жесткие законы, и пробиться, сделать так, чтобы негромкий голос настоящего поэта и его жизнь стали интересны другим людям, очень непросто.

Мария Веденяпина: Помимо пресловутых Стихов.ру в Сети также много хороших ресурсов, посвященных поэзии, где публикуются выдающиеся поэты. К тому же многие литературные журналы, публикующие стихи, имеют сетевые версии. Аудитория этих изданий, разумеется, отличается от аудитории полумиллионных порталов — и по количеству, и по качеству. Однако и Стихи.ру время от времени дают нам любопытных поэтов, в том числе и детских.

Вадим Полонский: Литературное творчество — это открытая в жизнь и динамичная система. То, что вчера мы называли «торжеством графомании», сегодня становится фактом литературы, новым способом ее существования. Мы должны быть готовы к смещению «системы»: массовый читатель, под знаком которого шел ХХ век, формировал массового писателя, свободу которому дал век интернета. Мы традиционно ждем «высокой словесности», а к нам приходит Поэзия. ру, которую строгий критик может воспринять как выпад из системы, как ошибку. Но это — новая форма бытования системы. Говоря языком Юрия Тынянова, мы сейчас — в эпохе «промежутка». Сейчас перестала действовать инерция поэтического ХХ века, и кто-то может счесть это тупиком. Но Тынянов повторял: «У истории тупиков не бывает» — «есть только промежутки». Поэзия.ру задает новые границы литературности. Да, с графоманией как ее интегральной частью и резервуаром смыслов и средств, который может оказаться и небесполезным.

Все это очень интересно, но остались ли какие-то критерии для отделения «овец» от «козлищ», поэтов от графоманов?

Дмитрий Бак: Единственный критерий — это специальные поэтические издательства и серии, имеющие твердую репутацию. К числу подобных принадлежат поэтические серии петербургского издательства «Пушкинский фонд», «Издательства ОГИ», «Нового издательства»: все книги можно смело брать в руки, читать и перечитывать. А поделки и подделки пусть живут в Сети и существуют в круге чтения посетителей корпоративных праздников и псевдопоэтических порталов.

Изволите писать?

Каково сейчас соотношение традиционного литературного образования, например, в Литературном институте, и частных практик обучения в студиях, школах «креативного письма» и т. д., которые растут, как грибы и пользуются большой популярностью? Можно ли доверять таким «альма-матер»?

Алексей Варламов: Я думаю, это принципиально разные вещи. Формально Литературный институт предоставляет образовательные услуги, по факту он сам определяет, чему и как учить, за что поощрять, за что отчислять. А вот частные писательские школы, «креативное письмо» — это преимущественно сфера услуг. Иногда честная, а иногда жуликоватая: мы научим вас писать, как Шолохов, ваши романы станут бестселлерами… Может, я утрирую, но это именно рынок с его конкурентной борьбой. Плюс за Литинститутом стоит традиция и долгое дыхание. Обучение «креативному письму» не рассчитано, как у нас, на пять-шесть лет. Это все соотносится как школа и кружки. Мы дополняем друг друга. Но главное — все измеряется именами. Когда из недр «креативных школ» выйдут по-настоящему известные авторы, картина будет яснее.

Мария Веденяпина: Бытует мнение, что музыке или живописи необходимо учить, а с литературой все куда проще — взял листок бумаги и ручку или в современных реалиях ноутбук — и пиши. Но все сложнее. Научить создавать литературные шедевры едва ли возможно, но учить правилам композиции, жанровой структуры, строения диалогов было бы неплохо. Для такого обучения хороши и классический семинар, на котором мастер разбирает произведения начинающих писателей, и какие-то новые методики школ креативного письма. Что касается доверия, можно выбирать школу исходя из состава преподавателей. Если в их числе лауреат «Большой книги» или какой-нибудь другой авторитетной литературной награды — почему бы у него не поучиться писательскому мастерству.

Вадим Полонский: Что значит «доверять»? Дух дышит, где хочет. Разве не в «частных школах», студиях и цехах формировалось многое из великого искусства Средневековья и Ренессанса? И разве это мешало университетам и академиям? У последних своя задача: формирование системного мастерства. Эту функцию достойно исполняет и Литературный институт.

Дмитрий Бак: Литературное образование появилось только в советское время, тогда как первые театральные училища, классы Академии художеств возникли в восемнадцатом столетии. В век русской классики никому и в голову не приходило учить творческому письму! Более того, «уметь писать» может и должен средний литератор, а не большой писатель. Толстой и Достоевский в этом смысле писать «не умели». И если бы в позапрошлом веке появились курсы литмастерства, мы получили бы на порядок больше Крестовских и Авенариусов, в лучшем случае — одного-двух Писемских.

Нынешние школы «криэйтив райтинг» — это нечто другое. Каждый может попробовать свои силы в писательстве — почему нет? Ну, скажем, любой человек может записаться в аэроклуб, однако это не значит, что он способен быть пилотом аэробуса…

Не только классика

В чем сегодня основная задача академических институтов, связанных с литературой, а также музеев и крупных библиотек? Только освоение классического наследия или современных писательских практик тоже?

Вадим Полонский: К счастью, здесь у нас установилась своеобразная система «распределения труда». Современная литература — это по большей части вотчина Литературного института, а также библиотек и музеев как, среди прочего, площадок для встреч с читателями. Иное дело — академические структуры: Институт мировой литературы и Институт русской литературы. Конечно, мы в основном заняты прошлым. Главная наша задача — научное изучение классического литературного наследия. Создаем академические истории литератур, летописи и хроники, готовим критически выверенные и детально откомментированные издания собраний сочинений классиков и литературных памятников. Они порой имеют десятки и сотни вариантов и источников текста. Это трудная и требующая высочайшей квалификации работа. И она имеет огромное значение для национальной культуры. В том числе и потому, что академические издания становятся эталонными для воспроизведения текстов в изданиях, рассчитанных на широкого читателя.

Но в связи с этим не могу не указать на две важные для нас проблемы. Во-первых, при оценке научной эффективности от нас требуют прежде всего отчетности статьями в журналах, индексируемых в международных базах данных. Тогда как наиболее наукоемкая и важная форма нашей работы — это именно фундаментальные издания указанных мною типов, выпадающие из ходовой «наукометрии». Во-вторых, нам чрезвычайно необходима система целевой государственной поддержки академических изданий собраний сочинений классиков отечественной литературы. Имеющихся финансовых, технологических и прочих ресурсов явно не хватает.

Дмитрий Бак: Проект главного, флагманского литературного музея страны — это была великая идея! Наш музей исторически восходит к октябрю 1921 г., когда был создан Московский государственный музей имени Чехова. Это означает, что через два года, осенью 2021-го, ГМИРЛИ исполнится ровно сто лет. Важно, чтобы это событие было достойным образом отмечено. История главного литературного музея страны — это живая история отечественной литературы! Подумать только — ко времени основания нашего музея прошло всего сорок лет после смерти Достоевского, а Толстой умер всего десятилетием раньше! В.Д. Бонч-Бруевич был убежден, что главный литмузей страны призван быть Музеем с большой буквы как Британский музей, Румянцевский музей, объединяя функции хранилища бесценных реликвий, рукописей и книг, выставочной площадки и исследовательского института.

Для писателя не желать свободы — то же самое, что рыбе публично заявить, что ей не нужна вода

ГМИРЛИ уделяет внимание не только классическому прошлому, участвует в десятках крупных литературных проектов, от фестиваля «Красная площадь» до премии «Большая книга» и от «Биеннале поэтов в Москве» до «Литературного экспресса».

Мария Веденяпина: В современной библиотеке тоже не только выдают книги. Библиотека реализует просветительские проекты, участвует и сама организует фестивали и ярмарки. К сожалению, в региональных библиотеках современная детская литература почти отсутствует. Специалисты плохо ее знают и при выборе книг отдают предпочтение проверенной классике. Кроме того, тиражи у изданий современных авторов сравнительно небольшие. В итоге эти книги зачастую не доходят до регионов.

Колхозы и частники

Нужны ли писательские союзы, которые сегодня находятся в разобщенном состоянии и нередко враждуют друг с другом? Есть ли смысл в воссоздании единого Союза писателей? Нужно ли бороться за сохранение литературных журналов и в чем сегодня их смысл?

Алексей Варламов: У Союза писателей неоднозначное прошлое, но сегодня это именно прошлое. Если раньше литература напоминала большой колхоз и не вступавших в него по принципиальным соображениям единоличников, то сегодня она распалась на множество частных хозяйств. Собирать опять всех воедино? Но многие ли на это согласятся? Особенно те, кто прочно стоит на земле. Помню, имел счастье поспорить на эту тему с Евгением Евтушенко, который приложил в свое время немало усилий, чтобы Союз писателей развалить, а двадцать лет спустя решил его воссоздать. Но мне будет очень жалко, если толстые литературные журналы уйдут из нашей жизни. Конечно, литература в значительной степени переместилась в книжные издательства, но журналы важны для молодых авторов, для открытия новых имен, для развития региональной литературы.

Мария Веденяпина: Писательские союзы все равно будут существовать. Главное, чтобы они приносили пользу, а не становились площадками для бесконечных конфликтов. И литературные журналы рано сбрасывать со счетов. Многие произведения, которые мы встречаем в лонг- и шорт-листах ведущих премий изначально вышли в «толстяках». Жаль, что почти нет детских литературных журналов, которые могли бы отбирать лучшие образцы произведений для детей.

Вадим Полонский: Литература существовала и существует поверх любых союзов. Другое дело — толстые журналы. Как сказал бы Пьер Бурдье, их задача — «производство ценности» пресловутого «литературного процесса». Но насколько продолжает существовать сам «процесс» в нынешней сетевой, цифровой и глобальной реальности гиперкоммуникаций. Думаю, его природа изменилась. Журналы призваны конструировать образ текущей литературы, культивировать читательские вкусы и создавать репутации с учетом и в контексте этих изменений.

Ключевой вопрос

Какова роль государства в развитии литературы? Должно ли оно вмешиваться в этот процесс? Допустима ли цензура, даже в ее мягких формах? Насколько перспективна система грантов для молодых писателей и на основе каких критериев они могут выдаваться?

Варламов: Я однозначно против цензуры. У Булгакова сказано, что для писателя не желать свободы — то же самое, что рыбе публично заявить, что ей не нужна вода. И потом, чисто практически, а кто будет цензурой заниматься? Вряд ли туда пойдет умный творческий человек. А что касается государства, если оно может помочь писателям — хорошо. И гранты, и творческие командировки, и помощь в издании книг, и книжные фестивали… Но помочь писать не может никто, а в этом плане переоценивать помощь государства я бы не стал.

Полонский: История показывает, что «вмешательство в литературный процесс дорого обходилось самому государству. Репутационные издержки были слишком велики. Думаю, государство стоит пожалеть. Иное дело — системная забота о сохранении и изучении литературного наследия России. Это, несомненно, государственная миссия.

Веденяпина: Система грантов для молодых писателей крайне важна. Критерии, на основе которых они могут выдаваться, вероятно, должны быть сформулированы экспертным сообществом, состоящим из писателей, филологов, библиотекарей и других специалистов. И еще хотелось бы, чтобы все книги, ставшие лауреатами различных литературных премий, попадали в фонды библиотек, поскольку библиотеки обеспечивают доступ населения к книгам на безвозмездной основе. Что касается цензуры — она, конечно, неприемлема, исключение разве что — экстремистская литература.

Бак: В середине XIX века государство пыталось «управлять» литературой не только посредством цензуры, но и создавая литературные журналы, например, «Журнал министерства народного просвещения». Но тепличные условия их существования не придавали им дополнительных сил. Все великие имена появились в изданиях, с государством не связанных — пушкинский (позже — некрасовский) «Современник», «Отечественные записки» Андрея Краевского и другие. И в советское время прямое руководство литературой приводило к последствиям, которые государством не просчитывались. Многие вещи, позднее признанные классическими, были опубликованы за пределами официального поля литературы: «Доктор Живаго» Пастернака, «Школа для дураков» Саши Соколова, «Москва — Петушки» Венедикта Ерофеева и другие.

Тем не менее в последние годы складывается достаточно продуктивная система взаимодействия государства и литературы. Создается много программ и проектов — программы поддержки книгоиздания, существующие, например, в Роспечати и в правительстве Москвы, проекты, связанные с поддержкой молодых литераторов, книжные ярмарки и многое другое. В 2015 году в России прошел Год литературы, о его результативности много спорили, но для меня абсолютно ясен его успех. Для нашего музея результат налицо: именно в Год литературы было принято решение о передаче нам здания на Зубовском бульваре, которое после капитального ремонта будет торжественно открыто в самом ближайшем будущем. Важно, что и после Года литературы сохранился постоянно действующий и отлаженный механизм взаимодействия словесности и государства — Оргкомитет по поддержке литературы, книгоиздания и чтения под председательством С.Е. Нарышкина, очередное заседание которого состоится как раз в дни книжного фестиваля «Красная площадь».

Топ-5 поэтических журналов и публикаций в 2021 году

1. Поэтический журнал

2. Журнал «Бульвар»

3. Журнал «Плюм» | Журнал современной поэзии онлайн

4. Журнал «Риальто» | Журнал Поэзия для чтения

5. Журнал «Современные поэты»

последних стихотворений — журнал Modern Poets

На фоне моего бледного живота котенок
, которого мы спасли, маленький и смотрит
в сторону от телефона, который вы держите,
, запечатлевая момент,
мой голый торс только между нами.
Через час будет
Новый год.

Раньше мы были в заливе Сент-Луис,
сломанных деревьев на берегу
и доки, уходящие в пустое море
и бесцветный и надутый горизонт
.
Много месяцев спустя, и мы могли
все еще чувствовать силу шторма
, и когда мы ушли, были другие
, прибывшие на пляж, чтобы выкопать его
и сделать ямы для своих костров.
Уже одинокий фейерверк
усеивал небо то тут, то там
, когда мы выезжали на арендованной машине
, чтобы вернуться, чтобы быть с котенком
на новый год.

Попрактикуйтесь в создании семьи
, которую мы никогда не сделаем,
но я улыбаюсь с котенком
, который удобно лежит у меня на руках
, как она почти никогда не была позже.
Когда наступил новый год
Я даже не помню, целовались ли мы.

— Эндрю Декер

Ома, моя бабушка,
пьет чай
из старой зеленой кружки
с трещиной на боку.

Люди дарят ей новые кружки,
кружек со счастливыми лицами, цветов,
кружек в горошек,
ярко-красных кружек.

Она кладет их на самую верхнюю полку
и продолжает сжимать свою старую,
, трещина которой соответствует
теплому коричневому чаю.

— Бетси Мартин

Я скользю вниз по Main,
— мой черный Kawasaki
— гладкий, мускулистый конь.

Ветер меня обнимает.

Некоторые мужчины ухмыляются
из пикапа,
скривив губы, по-волчьи.

Мое лицо — это лицо
луны в шлеме,
отражающее, мягко светящееся.

— Бетси Мартин

Нет чемодана, нет ручной клади для упаковки.
Ни авиабилета, ни бронирования отелей, которые нужно запереть.
Нет страха перед красными глазами. Когда мои стихи
путешествуют по миру, часть моей давней любви
со мной путешествует вместе с ними. Они несут мои
вкусов, мои неудачи.

— Санджив Сетхи

девушка под дождем
мокрая
промокшая
гуляет по улице
держит
розовые туфли
на макушке

внутри платья
на теле
у нее
розовый бюстгальтер
розовые трусики

но вы их не видите
, хотя она
мокрая
промокла
под дождем
с розовыми туфлями
на макушке

— Сухун Мо

Это реферат по его рисункам.
Кошмары — пустые холсты. Он
страстей направление, чтобы заполнить, где
общие не знают.
Фрейм является ограничением, но, как и каменные стены
, они устанавливают границу для выполнения выражения
.
Сон крадет момент кисти.
Он просыпается в цвете и глубине,
превращает сны в статичные образы.
Он страдает
болью нерешительности. Его руки были рождены с талантом
, подарком ангелов.

— Роджер Сингер

Марш зонтиков.Наполовину вытянулись
куполов на фоне бурных облаков.
Лица наклонены вперед. Ритм
капель — выхлоп с небес. Это
временная стирка человечества, касающаяся
пальто и шляп, но не сердца. Есть
путь выхода к точке впереди.
Люди размывают полотно движения,
борются с силами природы. Все
залито мокрым цветом.

— Роджер Сингер

Черные балясины и лестница из красного дерева
изящно ведут на паркетную площадку второго этажа
. Десятилетия голосов внесли
воды слов в эту тихую круглую элегантность
, окруженную
книжными полками и фотографиями Нью-Йорка
и Парижа. Выкрашенные золотом лепные украшения из гипса
окутывают пространство, как декоративные ленты
. Все это говорит о личности
и принадлежности; выше — фриз
сада в сплошное лето.
Сквозь широкие витражи
вдали лес.

— Роджер Сингер

Что люди видят, когда вы,
, предлагаете им заглянуть под вашу воду?

Подушки вашей мечты

Увядшие эмоции

Мысли без макияжа

Глаза слушают, но не видят

Безветренные дни

Радость дождя

Любимые слова

Страх смерти

Мед улыбки

Убегает

Закрытые двери

Деяния веры

Песня, вызывающая слезы

Улицы города и чужие

Грязные руки

Незаконченные разговоры

Неудачные желания

Второй шанс

Следующий угол

— Роджер Сингер

В каменной стене
нет несчастья.
Его индустриальная красота уступает место
смирению.
Сезонные войны не влияют на его линии
.
В этом нет ничего пористого.
Камни, когда-то закопанные в древней земле
, похожи на алмазы и жемчуг,
охраняют периметр своего
места рождения.
Fortune ежедневно благословляет лицензию на присутствие
; заявление о долговечности
.
Из окна с ставнями выкройки
штук.

— Роджер Сингер

Это моя береговая линия.Место
шагов и шепота, высоких облаков,
синих кобальтовых небес, вечного горизонта;
это песня, которую я живу. Мгновение подводит меня,
час держит меня крепко. Это место
без времени, без изменений, в нем
сила меня. Я тень здесь.
Я стою на краю себя, тыльной стороной
начала. Побег с дверью навсегда
. Дождь или солнце ничего не меняют по сравнению с
, где я стою.

— Роджер Сингер

По какой-то причине
привозят их ночью
блестящие самолеты, полные блестящих коробок
Ужасная точность
работоспособность в униформе
безразличие и приказ
Если бы они раздавали пропуски посетителей
, вы могли бы подойти достаточно близко
, чтобы посмотреть на них исчезнуть

— Тим Дайсон

На кладбище Бейт-Шеарим
внутри гробницы III века
, вымощенной мозаикой
и украшенной рельефами дикой природы
, высечена надпись
в память о местном жителе.

У автора, хотя и еврея, был греческий стиль:

Я лгу, сын Леонтия мертвого, сын Сафо,
, который, собрав плод
всякой мудрости, покинул свет.

Горе мне в моем Бейт Шеарим.
После того, как ушел в Аид,
Я, Юстус, лежу здесь со многими из моих родственников
, ибо так распорядилась могущественная судьба.
Утешайся, Юстус. Нет бессмертных.

Тьма — это дом без окон.
Пыль — единственная погода в гробнице.

Безразличный, как отражающая луна,
зеленая моль пролетела над камнем,
потом долго лежала на земле.

— Энн Уайтхаус

В детстве я верил, что
я видел лицо Бога
в изменяющихся формах облаков,
, когда они кружатся над головой
под небесным куполом,
или высоко в огромных подушках
, которые спешат по небу,
или дрейфуют близко к земле
бусинок тумана и
влаги зацепились за ветви деревьев.

— Энн Уайтхаус

Памяти Поля Берне

В конце жизни Пола.
мы раскрасили абажур
по трафарету,
, играя цветами
, как и раньше.
Я знал, что его время
становится короче,
, но не то, что мы были
вне времени
в целом.

Медсестра сказала: «Умирать тяжело.
Мы с тобой никогда не пробовали.
Он не хочет уходить.
Хотя он не видит вас,
он все еще может вас слышать.
Вы должны помочь ему отпустить «.

— Энн Уайтхаус

Поля светятся золотом ранним утром,
и световые завесы плывут к земле.

Листья взрываются серебром
, когда я гоняюсь за светом через лес.
Беру сморщенный лист
в форме сердца,
засохший коричневый с дырочками,
и подношу к небу,
филигранно пропускаю свет
сквозь его пустоты

— Энн Уайтхаус

Темноглазая продавщица из CVS
прыгнула в коробку для игрушек,
покачивалась, как домкрат из коробки,
трясла своими длинными, темными, шелковистыми волосами.

Она выскочила от смеха,
заигрывала с продавцом,
приглашая его потанцевать
на фоне Музака.

Под флуоресцентным светом магазина,
они раскачивались и кружились,
преодолевали скуку
медленной воскресной ночи
в тупиковой работе,

в ногу со старой песней о любви.

— Энн Уайтхаус

Забей скин так легко

срезов не видно

Порез на губе

Мягкая сердцевина того же цвета, что и северное небо
после снегопада
до грязи

Кисть
в ладонь

Эмбриональный

Вы временно окрасились
красный

Повернуть боком

Никто не должен видеть
этот праздник

— Эми Шмитц

Половина картины — это
небо, иногда больше;
именно то, чего желал критик
Клемент Гринберг.
Безмятежное небо и томные облака;
почти синий,
мышиная какашка серые саваны.

Здесь дуют только классические бризы
;
no Tiepolo skies
, за которое можно умереть —
просто небо, которого
никогда не хватило бы
в качестве алиби.
Без констебля,
шумности,
, без барочной напыщенности.
Здесь ничего не происходит
, чтобы потревожить
муравьиная ферма деталей.

— Дэвид Хедли

Легкость

Она держит свое лицо к нему
, и он прислоняется к стене
, глядя назад, вокруг них водовороты
и водоворот других, крики
и звонки между классами,
она создает идею, что этот
— единственный мир , тот, что между ними:
его искреннее желание — ее доказательство любви;
эта интенсивность держит их корнями за
позднего звонка, и коридор быстро пустеет:

Джеффри скользит мимо, быстро улыбаясь,
почему-то нет девушки, но девушки
все смотрят, и его тощая фигура
трансформируется вместе с публикой.

Каждый день он изгибается и позирует, его тело
невозможно вылепить, стремительный поток
тела, он тыкает и дразнит девушек
этим телом, и они читают в его плечах
и проглатывают монолог секса
, который он им обещает.

Затем он растянулся на столе,
Металл и пластик, покрытые чернилами,
останавливаются и создают формы своей гладкой кожей
, и он пишет быстро, пытаясь не отставать,
Тогда он один, иногда яростно,
и девушки осторожно осматривают его,
его расслабленная форма содержит стихи
, которые они не осмелились бы произнести.

— Эндрю Декер

7 журналов с современной поэзией, которые вам нужны прямо сейчас

Эти публикации «сделай сам» бросают вызов литературному истеблишменту, находя стихи в книгах Кардашьян, мемах и обзорах Tripadvisor.

Когда-то хранившаяся в башнях из слоновой кости традиционных журналов и университетских списков чтения, поэзия никогда не была более популярной и доступной. У нас есть Интернет, который нужно поблагодарить за преодоление барьеров: посмотрите на массовый успех поэтов Instagram, таких как Рупи Каур, и на непосредственность таких платформ, как Tumblr.В 2018 году все больше и больше журналов включают в себя онлайн-эстетику и ценности в печати, создавая субкультуру DIY, чтобы конкурировать с известными издательскими домами.

Публикация своих работ в обычных поэтических журналах больше не единственный способ заявить о себе как о поэте. В отличие от журналов, журналы дешевы и просты в изготовлении — часто с помощью бесплатного программного обеспечения для дизайна, что означает, что поэты могут создавать, проектировать, публиковать и распространять свои собственные работы сами. Массовые публикации уравновешивают литературное игровое поле — журналы часто рождаются из сообществ, которые не видят себя представленными в традиционных СМИ, будь то цветные женщины, ЛГБТК + люди, небинарные люди, рабочие сообщества или школы поэзии, которые еще не приняты мейнстримом.Что еще более важно, журналы мгновенные, неприхотливые, доступные, доступные и веселые. Вот список наших фаворитов прямо сейчас.

Придуманный основателями Меган Конери и Молли Тейлор в викторианском полицейском участке, hotdog — это ежегодный сборник стихов, в котором публикуются голоса, идентифицирующие женщин, небинарные голоса и голоса транссексуалов. Название их третьего выпуска, « Восхитительно непрофессионально, », является идеалом журнала, поскольку Меган и Молли научились оформлять и публиковать на работе. Hotdog издает стихи, исследующие личность, еду и тайные желания, наряду с сюрреалистической и яркой графикой. Это смешно, странно и часто до боли честно.

Описывая себя как «смесь кураторских работ» и черпая вдохновение из мемов, астрологии и офисной культуры 80-х, SPAM является печатным эквивалентом блоггера 2004 года. IRL и онлайн противоречат друг другу, поскольку SPAM берет традиционные поэтические формы и цитаты модернистских писателей и помещает их рядом с отзывами TripAdvisor и фан-сайтами Ким Кардашьян.Журнал создает чудовищные гибриды высокой и низкой культуры в коллажах стиля вырезания и вставки в традициях дадаизма.

Исходя из давних традиций поэзии в малой прессе в Шотландии, CUMULUS представляет собой экспериментальный поэтический журнал, который помещает слова среди акварельных облаков. В отличие от традиционной панк-эстетики журналов 70-х годов, CUMULUS напоминает высокопрофессиональный литературный журнал, но без каких-либо претензий (или ценников).Как и его облачный шрифт, CUMULUS игристый и энергичный в своем стремлении объединить социальные, политические, эстетические и интеллектуальные качества экспериментальной поэзии.

В 2011 году панк-поэтесса из Лос-Анджелеса Талин Кали создала ДУМ ДУМ , когда не смогла найти место для своей экспериментальной поэзии в традиционных литературных журналах. Сочетая в себе отношение движения riot grrrl с эстетикой авангардного фотомонтажа, DUM DUM публикуется каждый год в совершенно другой форме, от книжки с открытками до флюкскита и книги в стандартном переплете.

Вот уже третий год существования DATABLEED — это не-поэтический онлайн-журнал со стихами. Если спросить, какая, черт возьми, поэзия, даже если — это , журнал сочетает в себе текст, визуальное искусство, видео и аудио. DATABLEED «» объединяет эстетику журналов «сделай сам» 70-х годов с эпохой Интернета, полностью демократизируя форму, делая все доступным для немедленного использования в Интернете.

Буклет A5 для широких масс, RAUM был создан, чтобы объединить сообщество голосов.Как и SPAM , RAUM родился в Глазго (кажется, что-то в городской воде делает его лидером новых и альтернативных форм искусства в Великобритании). RAUM необычен, так как в отличие от других журналов, он не требует подачи заявок на основе темы; вместо этого тема проистекает из представленных стихов. Единственная рекомендация — стихи должны умещаться на листе бумаги формата А5.

Стоящий два фунта и удерживаемый степлером, Zarf следует традициям старых журналов ксерокопирования. В то время как другие сборники стихов тщательно подбираются, форма брошюры Zarf выглядит так, как будто ее выплюнула пишущая машинка накануне вечером, и в ней представлены некоторые из самых новаторских молодых поэтов, работающих сегодня. В последнем выпуске Zarf описывается, чем занимается этот журнал и, в более общем плане, поэтические журналы: «Стихи подобны звездам в этом, как и во всех других смыслах, и когда мы смотрим на них правильно, мы позволяем себе признать, что везде сбора. »

11 независимых литературных журналов, которые вы должны читать

Независимые журналы — печально известные аутсайдеры. Обычно создаваемые с большим энтузиазмом и небольшими деньгами, они представляют собой великолепные некоммерческие артефакты нашей нынешней эпохи творческой независимости, когда практически любой, у кого есть подключение к Интернету и лицензия Adobe Creative Cloud, может издавать собственный профессиональный печатный журнал. Конечно, тот факт, что теперь практически каждый может быть своим собственным главным редактором и креативным директором, означает, что большая часть работы, предназначенной для печати, не так уж хороша, но есть несколько необычных жемчужин, которые ждут, чтобы их нашли. и это то, чем мы занимаемся наши дни.

Stack ищет лучшие независимые журналы и ежемесячно доставляет их тысячам читателей по всему миру — никогда не знаешь, что получишь в следующий раз, но ты точно знаешь, что это будет красивый, умный печатный журнал, которого ты, вероятно, не стал бы ». т иначе попадались. Мы гордимся тем, что выпускаем широкий спектр журналов на самые разные темы, но в следующем списке мы сосредоточились на литературных журналах, которые нам сейчас нравятся больше всего.

Один из самых уважаемых независимых литературных журналов Лондона, The White Review сочетает выдающуюся художественную литературу, эссе и поэзию с прекрасным искусством и фотографией, и все это в красивом, толстом печатном издании. Запущенный в 2011 году, его основная цель заключалась в том, чтобы предоставить «пространство для нового поколения, чтобы выразить себя без ограничений по форме, предмету или жанру», и сегодня он публикуется в ежемесячных онлайн-изданиях, но нам очень нравится печатная версия, выходящая примерно раз в три года. Текущий выпуск на первый взгляд выглядит как своего рода книжный модный журнал, на обложке которого изображена фотография художника Элада Лассри, но содержание внутри варьируется очень широко и охватывает такие темы, как миграция и убежище, пространство ЛГБТК +, раса и инвалидность.Незаменимый и важный, но с фантастической легкостью на ощупь, новый выпуск The White Review всегда с нетерпением ждут в офисе Stack.

«» Фримена выглядит как книга, но сама определяет себя как журнал. «Я думаю, что журнал отслеживает культуру и взаимодействует с ней», — объясняет редактор Джон Фриман, который раньше возглавлял Granta . «В нем есть постоянство, тогда как антология, возможно, останавливает момент и помещает его в две обложки.Пятый вопрос — о власти: он актуален, но, к счастью, в стороне. Одна из самых прекрасных вещей здесь — это стихотворение Джулии Альварес, которое переосмысливает Пенелопу, счастливую в одиночестве, разочарованную, когда Одиссей, наконец, возвращается домой: «Он вернулся, замаскированный под старика / чтобы проверить мою добродетель … Я бы избавился от него».

Игрушка одного выдающегося мастера, научно-фантастический журнал Visions — свидетельство силы страсти.Креативный технолог и фанат научной фантастики Мэтью Триэ начал проект с создания Marvin Visions, шрифта, который он использует для заголовков в журнале и на его веб-сайте. Лицензирование шрифта в Интернете принесло достаточно денег, чтобы заплатить за печать первого номера, и он использует журнал как платформу как для начинающих, так и для известных писателей-фантастов. В последнем выпуске, например, рассказ автора Роберта Сильверберга «Калибан», удостоенного множества наград, повествует о тревожно гибком блестящем будущем, увиденном глазами человека, который стал единственным пережитком наших грязных, волосатых времен.Сильверберг помещает свою плавную сексуализацию через сто с лишним лет в будущее, но в следующем за ней научно-популярном эссе «Гиперкрасота» ученица магистратуры Ракель Холлман, кажется, отвечает Сильвербергу, показывая, что наш мир уже сексуализирован и в нем доминируют идеалы «совершенной красоты».

Одна из отличительных черт нью-йоркской модели American Chordata — это то, что она действительно хорошо выглядит. Смешение рассказов и стихов с фотографией, картины не заказываются специально.Вместо этого арт-директор Бобби Доэрти весь год копает в Интернете искусство, а затем ставит свои фавориты рядом с текстом странным, не иллюстративным способом, почти как коллаж. В самом последнем выпуске — девятом выпуске AC — зернистые изображения с камер видеонаблюдения Тату Густафссон, на которых изображена одинокая фигура, стоящая у обочин дороги, пропущены по всему тревожному рассказу Анджелы Вудворд «Животные-приманки», причем текст и изображения усиливают друг друга. [Примечание редактора: Эрин Бартнетт, младший редактор журнала «Рекомендуемая литература», также является редактором художественной литературы в American Chordata.]

Ирландский литературный журнал новых писателей, The Stinging Fly имеет отличную родословную — Салли Руни — пишущий редактор, и на этих страницах отражено ее внимание к мельчайшим деталям того, как мы видим себя и видимы другими. Перед текущим выпуском стоит блестяще мясистое произведение ирландского японского художника Шейна Беркери, которое задает тон интимным и личным размышлениям, пронизывающим художественную литературу и поэзию внутри.

Основанная Фрэнсисом Фордом Коппола в 1997 году, Zoetrope изначально задумывалась как способ вдохновить создание независимого кино, предоставляя писателям возможность публиковать свои рассказы и пьесы. Ролевые призывы соавторов журнала смехотворно усеяны звездами — сменяющееся место приглашенного дизайнера заняли Боуи и Линч, не говоря уже о Дэвидсе. Но что делает этот журнал замечательным, так это то, как легко он носит свои знаменитые имена.Практически неизвестный здесь, в Великобритании, и имеющий всего около тысячи подписчиков в Instagram, у вас возникает ощущение, что единственное, что действительно волнует его редакторов, — это качество художественной литературы.

Этот лондонский журнал о сексуальности и эротике был основан в 2018 году приложением для знакомств Feeld, а сегодня его ведет редактор Мария Димитрова, которая работает независимо от редакции, чтобы собрать изобретательную серию стихов и рассказов, исследующих границы сексуального жизнь.Конечно, любой литературный журнал стоит или падает благодаря силе своего написания, и Mal объединяет в себе некоторые исключительные таланты: последний выпуск включает оригинальное произведение культового писателя Криса Крауса и рассказ Люка Брауна, который был удостоен награды Категория «Оригинальная художественная литература» на конкурсе Stack Awards этого года.

Worms — это литературный журнал о стиле: стиле письма, но также и модном. Мы все черви, объясняет Клем Маклауд в письме редактора, и «в конце концов, они собираются нас съесть.Как червяк, вы наполните свой разум славными словами ». Использование одежды как способ гельминтов своего пути в работу писателя, является спорным делом. Одежда, которая традиционно считается чем-то вроде легкомысленных женщин, здесь изображена гораздо интереснее. У писательницы Наташи Стэгг берут интервью, и первый вопрос, который ей задают, — является ли повседневное одевание своего рода лечением самого себя. Эта идея о том, что переодевание может быть способом выскользнуть из вашей идентичности и примерить другую, наиболее полно реализована в статье ближе к середине, где Клем идет к коробке с одеждой покойной писательницы-панка Кэти Акер и пытается некоторые на.Акер — звезда обложки, и весь выпуск посвящен ей. Одежда бывает «немытой, мятой» и «мускусной»; масса Вивьен Вествуд, Commes Des Garcons и Бетси Джонсон. Примерить одежду мертвого героя — это захватывающе интимно. Как читатели, мы чувствуем, что хотели бы заняться и этим интимным делом.

«Ежеквартальный журнал об атаках из Австралии и всего мира». The Lifted Brow базируется в Мельбурне и ставит своей целью продемонстрировать наиболее изобретательные и совершенные экспериментальные рассказы.Результат включает художественную и научно-популярную литературу, поэзию и комиксы, и часто дает голос группам, о которых обычно не слышат. Например, 40-е издание прошлого года было переименовано в Blak Brow и было полностью создано женщинами-аборигенами и жительницами островов Торресова пролива, рожденными из убежденности в том, что «черные» женские письма могут «выйти за рамки страниц и свергнуть патриархат . »

Четвертый выпуск этого британского литературного журнала посвящен теме «искупление», слово редактор Сюзи Ольбрих определяет как пограничную архаику. Но идея отпущения грехов все еще вонзается в нас. В преимущественно светском мире мы разделяем то, что Ольбрих называет «корявым стремлением к освобождению от вины; для прощения — для спасения ». Это отличная тема, и хотя истории на этих страницах неровные, когда они хорошие, они очень-очень хорошие. Как и в прекрасном, двойственном эссе Люка Тернера о круизах, оглядываясь на встречи, он теперь достаточно взрослый, чтобы признать оскорбление. И фанфики Кирана Йейтса о цветных женщинах в массовой культуре; от Падмы Патил до Урсулы из Русалочка .

Запущенный в 2015 году на фестивале писателей и читателей Кампота в Камбодже, журнал Mekong Review был создан в качестве платформы для литературной сцены Юго-Восточной Азии. С годами его влияние расширилось, и сегодня он публикует эссе, интервью, стихи и художественную литературу со всей Азии и Австралазии. Он гордится тем, что не заявляет о своей политической преданности, и текущий номер включает вдумчивые и критические обзоры и эссе, вдохновленные протестами в Гонконге, а также политически настроенные комментарии из Таиланда, Малайзии, Китая, Мьянмы и других стран.

Отдохнуть от новостей

Мы публикуем ваших любимых авторов — даже тех, которых вы еще не читали. Получайте новые художественные произведения, эссе и стихи на свой почтовый ящик.

ВАШ ВХОДЯЩИЙ ЯЩИК

Наслаждайтесь странной, увлекательной работой из «Пригородных поездов» по ​​понедельникам, увлекательной художественной литературой из «Рекомендуемой литературы по средам» и обзором наших лучших работ за неделю по пятницам. Настройте здесь свои настройки подписки.

поэтических журналов — The Poetry Shed

Совсем не полный список, но все стоит отправить и подписаться.

А

Acumen: «заслуживает того, чтобы быть прочитанным, потому что знакомится с поэзией из первых рук. Работа, которую он выполняет, противоположна академической и поэтому ценна ».
Повестка дня: « один из самых известных и наиболее уважаемых поэтических журналов в мире, основанный в 1959 году Эзрой Паундом и Уильямом Куксоном».
Алгебра сов: поэтический онлайн-журнал без излишеств. ЗАКРЫТО.
Ambit: Ambit — это 96-страничный ежеквартальный литературный и художественный журнал.Он создается в Лондоне, издается
в Великобритании и читается во всем мире.
Antiphon: поэтический онлайн-журнал, посвященный публикации лучших произведений современной поэзии новых и признанных поэтов. ЗАКРЫТО.
Артемида: Стихи женщин-поэтов любого возраста. По каждому выпуску работу выбирает другой судья. Также см. Второй свет.
Atrium: Atrium — это журнал со стихами, базирующийся в Вустершире, Великобритания. Мы стремимся публиковать качественное новое стихотворение два раза в неделю, по вторникам и пятницам.
Auroras and Blossoms: платформа для семейного просмотра.Мы предлагаем позитивное и воодушевляющее искусство, независимо от темы.
B
Bare Fiction: предлагайте платформу для нового творческого написания стихов, художественной литературы и пьес, чтобы побудить писателей, которые испытывают свои границы, расширить свои творческие возможности.
The Blue Nib: основана в 2016 году Дэйвом Каванахом в качестве платформы как для состоявшихся, так и для начинающих писателей. Основное внимание уделялось поэзии, публикации произведений новых и уже известных поэтов.
Brittle Star: журнал для начинающих писателей.
Butcher’s Dog: Butcher’s Dog — новый двухгодичный поэтический журнал, основанный на северо-востоке Англии семью поэтами, каждый из которых получил награду Northern Promise Award от New Writing North в 2010 и / или 2011 году.
C
Cake: публикует стихи , короткометражные художественные произведения, произведения в стиле комментариев / эссе, обзоры и иллюстрации как новых, так и признанных литературных и творческих талантов.
Cardiff Review: основан в 2015 году четырьмя аспирантами Кардиффского университета со степенью магистра творческого письма.
Carillon Magazine: Основанный в 2001 году Carillon — это аккуратный журнал в идеальном переплете со стихами, рассказами и статьями.
От побережья до побережья до побережья: сшитый журнал, созданный как небольшое произведение искусства и регулярное издание стихов. Каждый выпуск будет содержать работы максимум двадцати поэтов, и каждый будет уникальным и выпущен ограниченным тиражом.
Crossways: Интернет-литературный журнал: основанный в 2018 году, они заинтересованы в сочинении красоты, силы и глубины. ЗАКРЫТО.
Cyphers: основан в 1975 году. Редактор: Эйлеан Ни Чуйлеанайн, при содействии Леан Ни Шуйлеанаин и Наташи Каддингтон.
D
The Dark Horse: международный литературный журнал, посвященный британской, ирландской и американской поэзии, издается из Шотландии. .
The Dawntreader: ежеквартальное тематическое 52-страничное литературное издание в идеальном переплете с международной аудиторией. В основном стихи, но немного прозы о мифах, легендах, природе, окружающей среде.
Ловец снов: международный журнал по искусству, который предлагает современным читателям потрясающее сочетание стихов, прозы, произведений искусства и обзоров.
E
Эрбакче: Они принимают радикальные по форме или содержанию стихи.
Чернила писателей в изгнании !: журнал, отражающий волнующие, разные голоса в новой культурной среде.Литература, обсуждение, комментарии.
Eye Flash Poetry Journal: Eye Flash Poetry был посвящен демонстрации и поддержке новых голосов в современной поэзии со всего мира и с тех пор становится все популярнее.
F
The Fenland Reed Poetry Journal: поэтический журнал, основанный в Фенланде два раза в год.
Finished Creatures Magazine: это новая платформа для начинающих и опытных поэтов: независимый, бесприбыльный, печатный журнал, тщательно изданный с вниманием к деталям и оригинальности.Здесь вы найдете поэтов, увлекающихся реалиями антропоцена.
The French Literary Review: два раза в год (апрель и октябрь) международный литературный журнал поэзии и прозы.
The Frogmore Papers: основана в 1983 году, с тех пор, когда The Frogmore Papers, выходящий раз в два года журнал, опубликовал сотни новых, забытых и признанных авторов. Под редакцией Джереми Пейджа.
G
Granta: литературный журнал, основанный в 1889 году. Читайте лучшие новые художественные произведения, стихи, фотографии и эссе известных авторов, лауреатов Нобелевской премии и новые голоса.
Gutter: высококачественный печатный журнал, отмеченный наградами. для художественной литературы и стихов писателей, родившихся или живущих в Шотландии.
H

«Высокое окно»: ежеквартальный обзор поэзии, первые двенадцать выпусков которого редактировали Дэвид Кук и Энтони Костелло.
Честный Ольстерман: Журнал был создан покойным поэтом Джеймсом Симмонсом в мае 1968 года.
I
Бездельник: Поэзия, эссе, короткометражки.
Ink, Sweat and Tears: интернет-журнал со стихами и прозой под редакцией Хелен Айвори.
Iota: Каждый выпуск публикуется с более чем сотней страниц прекрасных новых работ, обзоров и интервью в превосходно разработанном и оформленном формате в мягкой обложке.
Into the Void: отмеченный наградами печатный и онлайн-литературный журнал и небольшое издательство, посвященное созданию платформы для художественной литературы мирового уровня, флеш, творческой научной литературы, поэзии и визуального искусства.
The Interpreter’s House: «посвящен Лучшее в стихах и рассказах ».
J
The Journal: «… интересно и экспериментально, избегая при этом неясного и излишне сложного. Добавьте к превосходному выбору стихов несколько интересных и проницательных обзоров, и журнал станет обязательным для всех, кто любит поэзию… » Джульет Уилсон
L
The Lake: посвящен публикации всех форм поэзии новых и признанных поэтов. , выделяя лучшее из современной поэзии и рецензируя лучшие из новых книг.
Lighthouse Literary Journal: новый журнал, публикуемый ежеквартально, чтобы дать место и поддержку новым талантам. Они стремятся опубликовать лучшие короткометражные художественные произведения и стихи писательской сцены Великобритании.
Litmus Publishing: пресса, исследующая взаимодействие поэзии и науки. Каждый журнал исследует разные темы и публикует стихи, изобразительное искусство и эссе.
Littoral Magazine: Единство в разнообразии: природа, окружающая среда и духовность. Духовный аспект журнала должен быть одновременно инклюзивным и эклектичным.
London Grip: независимая онлайн-площадка, культурный комплекс, предоставляющий интеллектуальные обзоры текущих шоу и событий, аргументированные статьи по самому широкому кругу тем, выставочное пространство для кросс-медиа-искусства и собственный поэтический журнал с собственным редактором .
The London Magazine: это дом для лучших произведений литературы и неотъемлемая часть британского литературного ландшафта.
Журнал The Long Poem Magazine: публикует длинные стихи и отрывки дважды в год, в мае и октябре.
M
Magma: Поэтический журнал, в каждом выпуске которого разные редакторы.
The Manchester Review: лучшие из международных писателей, публикующие как хорошо известных, признанных писателей, так и новых, относительно неизвестных поэтов и прозаиков.
Marble Poetry: Создан в 2018 году. Его цель проста — публиковать новые хорошие стихи. Редактор — Айслинг Темпани. Она выпускница Кардиффского университета и аспирантка Университета Суонси.
Современная поэзия в переводе: Журнал в настоящее время редактирует поэт и переводчик Клэр Поллард, сменившая Сашу Дагдейл в ноябре 2017 года.
The Moth: основан в июне 2010 года. The Moth — это ежеквартальный художественный и литературный журнал, в котором публикуются стихи, короткометражные художественные произведения и произведения искусства известных и начинающих писателей и художников из Ирландии и других стран.
Mslexia: Для пишущих женщин.
N
Новый Ольстер: новейший в Ирландии литературный и художественный электронный журнал, журнал — ворота для местных талантов и писателей и художников со всего мира.
New Welsh Review: New Welsh Review, основанный в 1988 году как преемник The Welsh Review (1939-1948), Dock Leaves и The Anglo-Welsh Review (1949-1987), является ведущим литературным журналом Уэльса на английском языке.
The North: « Восстановление баланса английской поэзии» — Poetry Review.
O
Одержимый Pipework: « — ежеквартальный журнал новой поэзии, которая удивляет и восхищает». Под редакцией Чарльза Джонсона. Контактная информация: [email protected] или [email protected] и через веб-сайт [email protected]
The Ofi Press Literary Magazine (Мексика) Ofi Press печатает эклектичные стихи, художественную литературу, статьи, интервью и переводы со всего мира.
Orbis: 84 страницы новостей, обзоров, обзоров, писем, статей, прозы и довольно много стихов.
P
POETICA REVIEW: существует, чтобы продвигать творчество как новых, так и старых поэтов, менее удачливых, обездоленных, лишенных голоса, но поощрять художественные таланты всех, а не только привилегированного меньшинства. Приглашаем всех подать заявку.
Poetry Birmingham Literary Journal: ежеквартальный журнал поэзии, обзоров и поэтики, оформленный в духе города Бирмингема и искусства, украшающего стены и архивы Бирмингемского музея и художественной галереи.
Автобус поэзии: PB открыт для ВСЕХ. Единственный билет, который вам нужен, — это стихотворение, в котором говорится что-то интересное и хорошо сказано. Журнал
Poetry Kit Magazine: он-лайн ежегодник, добавляемый в течение года.
Poetry London: «ведущий международный поэтический журнал, в котором современные поэты делятся страницами с новыми захватывающими именами».
Poetry News: газета The Poetry Society
Poetry Review: всемирно известный ежеквартальный поэтический журнал Poetry Society, который выходит в марте, июне, сентябре и декабре и рассылается всем полноправным членам Poetry Society.
Поэзия Зальцбурга: английская поэзия, опубликованная в Зальцбургском университете.
Poetry Scotland: широкоформатный журнал, редактируемый и издаваемый Салли Эванс в Callander.
Poetry Wales: ежеквартальный журнал с международной репутацией, публикующий прекрасные стихи, статьи и обзоры из Уэльса и других стран.
Popshot: «Popshot — прекрасно иллюстрированный журнал, в котором публикуются рассказы, художественная литература и стихи новой литературной крови».
Prole: Prole стремится бросить вызов, заинтересовать и развлечь, но никогда не исключать.Мы хотим восстановить связь между читателями и писателями.
Pulp Poetry: Этот журнал был создан на основе духа журналов из целлюлозы — путем предоставления широким слоям населения качественных и доступных материалов, которые поражают, как непослушный удар.
R
Rattle: журнал в США. Миссия Rattle — продвигать поэзию. Rattle публикует около 150 стихотворений каждый год, и все они происходят из незапрошенных статей.
Reach Poetry: давнее и успешное ежемесячное издание для подписчиков от Indigo Dreams Publishing.50 фунтов стерлингов от голосов читателей за каждый выпуск.
The Reader: «Читатель — одна из лучших вещей, которую нужно пролистать в почтовом ящике. . . . Полный содержательных, страстных и точных вещей »- Шеймус Хини
Reliquiae — это литературный журнал, в котором чередуются экологически ориентированные статьи прошлого и настоящего, от этнологических до философских, от лирических до визионерских. По состоянию на 2019 год он выходит раз в два года.
The Rialto: независимый поэтический журнал и отмеченный наградами издатель поэзии.
Riggwelter: журнал о творчестве, основанный Джонатаном Кинсманом в 2017 году. Выпускает выпуск один раз в месяц.
S
Саравасти: 52-страничное ежеквартальное издание в идеальном переплете от Indigo Dreams Publishing.
Shearsman: выпуски публикуются в апреле и октябре каждого года.
Skylight 47 «возможно, лучшая газета со стихами на Западе».
The Selkie: была основана весной 2018 года с твердым убеждением, что «представительство» должно стать его основной ценностью.
Shooter — литературный журнал, в котором публикуются занимательные, хорошо написанные рассказы и стихи начинающих писателей, а на обложках каждого номера представлены оригинальные произведения искусства.
Smoke был основан в 1974 году и придерживался простого формата острых проницательных стихов и сильной черно-белой графики, с международным списком подписок и работами со всего мира.
Snakeskin: Интернет-журнал под редакцией Джорджа Симмерса.
Юг: ЮГ издается дважды в год. В нем представлены ранее не публиковавшиеся стихи, написанные на английском языке. Журнал
South Bank Poetry Magazine демонстрирует лучшие новые произведения, написанные новичками и опубликованными поэтами со всего мира.Мы работаем над публикацией захватывающих современных стихов со всего мира.
Spelled Magazine: самодостаточный журнал, полный отличных стихов и творческой научной литературы, интервью, обзоров, статей и письменных подсказок, но нам нужна ваша помощь.
Стенд: Стенд был основан в 1952 году, когда Джон Силкин получил 5 фунтов стерлингов после увольнения.
Stinging Fly: была основана в 1997 году для поиска, публикации и продвижения самых лучших ирландских и международных писателей.
Strix: вошел в шорт-лист престижной премии Saboteur Awards 2018 в категории «Лучший журнал».
T
Tears in the Fence: независимый литературный журнал, основанный в ноябре 1984 года.
The Times Literary Supplement: «Ведущий международный форум литературной культуры».
Trouvaille Review: «- некоммерческий онлайн-журнал, публикующий стихи, художественную и научно-популярную литературу писателей и поэтов со всего мира. Вы можете совершенно бесплатно прислать нам свою работу, и, если она выбрана, мы опубликуем ваши работы на этом сайте. Мы стремимся сообщить участникам о нашем решении в течение 24 часов.”
U
Под радаром: это живая смесь лучших перспективных и признанных поэтов и писателей, а также обзоры и статьи. «Под радаром» — это место, где читатели и писатели могут делать новые открытия.
V
Vaine Magazine: ежеквартальный журнал, объединяющий молодых художников и писателей со всего мира в одном месте, чтобы продемонстрировать свои таланты.
Волк: представляет новые стихи три раза в год и редактирует Джеймс Бирн. В настоящее время закрыто.

Нравится:

Нравится Загрузка …

30 маленьких, но потрясающих онлайн-литературных журналов

Оценивать литературные онлайн-журналы бывает непросто. Согласно Duotrope, их тысячи, и каждый день появляется все больше. Просто не так уж и сложно создать сайт и начать публиковать друзей.

Но литературные онлайн-журналы, расположенные ниже, поднимают планку намного выше. Они сделали публикацию в Интернете не просто средством распространения информации, но использовали лучшие части Интернета для создания законной формы искусства.

Лучший способ оценить литературный онлайн-журнал — прочитать несколько рассказов. Все они доступны, так почему бы и нет? Если они публикуют исключительно сестины о войне в Ираке, а ваша история об инцесте в семье Среднего Запада, это просто не подходит.

Как говорится, это не ты, это твое письмо. (Как будто вы когда-нибудь сможете разделить эти вещи).

В любом случае я исследовал и нашел 30 лучших онлайн-журналов, журналов и квартальных изданий, которые публикуются исключительно в Интернете.

Некоторые из лучших литературных онлайн-журналов, перечисленных ниже, в настоящее время принимают заявки, выплачивают вознаграждение своим писателям и проводят постоянный конкурс писателей.

Кроме того, когда дело доходит до различий между микрофотографией, художественной литературой, рассказами и новеллами, каждый из перечисленных ниже онлайн-журналов имеет требования к длине (они, как правило, предпочитают более короткие художественные произведения, но некоторые допускают и более длинные произведения).

1. Литературный сок

Literary Juice — один из моих любимых литературных журналов! Этот журнал, основанный в 2011 году Сарой Раджан, открыт для всех видов прозы.Они принимают художественную литературу объемом до 1 000 слов, художественную литературу, содержащую не более 2 500 слов, и тексты, состоящие из целых 25 слов; не больше и не меньше.

2. Прохождение

Passing Through — уникальный литературный журнал, состоящий из произведений искусства и художественной литературы. Они принимают флеш-тексты художественной, научно-технической литературы и стихов, содержащие не более 350 слов. Этот журнал является тематическим, а это означает, что все записи должны быть написаны во время путешествия; образно или буквально.«Проходящий» публикуется только раз в год.

3. Журнал Moonglasses

Moonglasses Magazine — новый эксцентричный литературный журнал, основанный в 2015 году студентами колледжа. Moonglasses издает ежемесячно и принимает художественные и документальные рассказы объемом до 2 500 слов и флеш-тексты (художественные и документальные) объемом до 600 слов. У них также есть две забавные категории письма, называемые между кушеткой , , подушками, и вещами, которые мы писали, когда у нас были прыщи.

4. Mistake House

Mistake House назван в честь попытки архитектора создать коттедж нового оригинального типа. Этот удивительный эклектичный журнал публикует художественную, поэтическую и изобразительное искусство. Представленные художественные рассказы должны содержать не более 5000 слов и должны состоять только из художественной литературы. Они не принимают романы, фанфики, нуар, фэнтези или научную фантастику.

5. Waccamaw

Waccamaw — это журнал современной литературы, поощряющий разнообразие, уязвимость и искренность.Издается дважды в год, Waccamaw принимает 3-5 стихов, эссе, рассказов (прозу) объемом менее 7500 слов.

6. The Great American Literary Magazine

The Great American Literary Magazine — литературный онлайн-журнал, базирующийся в южной Калифорнии и являющийся прямым потомком Великого американского романа. Публикуясь четыре раза в год, они принимают художественную прозу, содержащую не более 3000 слов и не более 5 стихотворений. Помимо публикации стихотворений, они также номинируют представленные произведения на конкурс The Pushcart Prize и Best of the Net .

7. Страусиное обозрение

Основанный в 2012 году, Ostrich Review представляет собой онлайн-журнал, посвященный поэзии, рассказам и искусству. Они принимают вымышленные рассказы объемом до 30 страниц, 3-5 стихотворений и в настоящее время используют контент блога для своей сумки вторник (творческий литературный контент) и / или Fifty word Friday (обзоры книг любого рода под 50 слов) .

8. Пинбол

Pinball — это дальновидный литературный журнал, который публикует короткую художественную, документальную прозу, комиксы, произведения искусства, эссе и интервью.В отличие от большинства интернет-литературных журналов, с которыми мне приходилось сталкиваться, Pinball вознаграждает авторов за их опубликованные работы. Они платят 25 долларов за рассказы и эссе и 15 долларов за флеш / микро рассказы / эссе.

9. Молочный журнал

Milk Journal — литературный онлайн-журнал, выходящий два раза в год, для всех писателей, как существующих, так и начинающих. Milk стремится расширить возможности голоса людей из самых разных слоев общества. Они принимают до 5 стихотворений, художественную беллетристику минимум из 250 слов, художественные рассказы максимум из 5000 слов, обзоры и визуальное искусство.В настоящее время они принимают заявки на летний выпуск до , 30 июня .

10. Обзор Гарпун

Основанный в 2014 году, журнал The Harpoon Review публикует ежемесячные публикации и принимает заявки на постоянной основе. Они принимают до 4 стихотворений, 2 прозы и короткую беллетристику объемом не более 1500 слов.

11. Гравитация вещи

The Gravity of the Thing — это литературный онлайн-журнал, который принимает короткие рассказы (художественная или творческая документальная литература и отдельные отрывки) до 3000 слов, художественная литература или документальная литература до 500 слов, 3 стихотворения с общим количеством слов менее 500 и до 5, шесть слов рассказов.В настоящее время они принимают заявки на летний выпуск до 31 июля .

12. Строки + звезды

Основанный в 2006 году в Вашингтоне, округ Колумбия, Lines + Stars приветствует разнообразие короткой прозы и стихотворений. Они принимают 3-5 стихов и около 4 000 слов прозы. Иногда они принимают 800–1000 словарных обзоров новых сборников стихов или коротких художественных произведений.

13. Chantwood Magazine

Chantwood — аккуратный литературный журнал.Они следуют процессу слепого отбора , то есть, когда вы отправляете свою работу, вы никогда не используете свое имя. Вместо этого вы используете свой адрес электронной почты, и о вас можно судить только по написанным вами словам. Они принимают художественную литературу (любого жанра) от 100-7500 слов до 1-2 страниц стихов (3-5 стихотворений).

14. Juxtaprose

Juxtaprose — еще один из моих любимых литературных онлайн-журналов (верстка сайта выглядит как настоящий журнал). Они принимают художественную литературу, творческую научную литературу, поэзию и фотографию.Художественные и творческие документальные рассказы должны содержать от 500 до 5000 слов.

15. Bodega

Bodega Magazine называет себя литературным магазином на углу. Они публикуют прозу (художественная и документальная до 3000 слов) и стихи (до 5 стихотворений в одном документе) в первый понедельник каждого месяца. В настоящее время принимаются заявки.

16. Midway Journal

Midway Journal — литературный онлайн-журнал, названный в честь точки на полпути между улицами Св.Пол и Миннеаполис. Журнал не является тематическим, но в нем есть особенности, которые они ищут в каждой письменной категории. Они принимают 3-5 стихов, 1 художественную прозу, 2 художественной литературы и 1 творческую документальную литературу. Журнал Midway также проводит литературный конкурс под названием -1000 Ниже: Flash Prose and Poetry Contest. крайний срок для участия в конкурсе — 31 мая , и в настоящее время принимают заявки для журнала.

17. Failbetter

Failbetter издает оригинальные художественные рассказы, стихи, изобразительное искусство и интервью с ведущими писателями.Они принимают материалы по электронной и обычной почте.

18. Ля минор

В настоящее время принимает заявки на следующий выпуск. Журнал ля минор принимает короткую художественную прозу от 1000 до 4000 слов, художественную прозу от 100 до 1000 слов и 3-5 стихов. При подаче художественной литературы ля минор ищет причудливого, экспериментального и сюрреалистического.

19. Per Contra

Per Contra — международный журнал об искусстве, литературе и идеях.В этом онлайн-журнале вы можете найти идеи личной свободы, свободы самовыражения и независимости, выраженные в поэтических, художественных и научно-популярных рассказах. Они принимают короткие художественные произведения (рассказы или флеш-беллетристику) до 4500 слов.

20. Дешевая поп-музыка

Cheap Pop — идеальное место, чтобы дать волю своему внутреннему творчеству! Все, что они просят, — это прислать свою лучшую флеш-беллетристику или микрофотографию объемом менее 500 слов. Каждые вторник и четверг они публикуют новые истории на своем сайте.

21. Декомп

Decomp — литературный журнал, основанный в 2004 году. Официально известный как журнал Decomposition, Decomp публикует прозу, стихи, искусство, рецензии на книги. мемуары и публицистическая литература. Они принимают прозу / художественную литературу до 4000 слов. Хотя вы можете подавать художественную литературу, им не нужны такие жанры, как ужасы, эротика, мелодрамы или научная фантастика.

22. Художественная литература Юго-Восток

Fiction Southeast — литературный журнал, посвященный короткой художественной литературе.Помимо того, что это платформа для представления и демонстрации ваших историй (короткометражных художественных произведений, содержащих 1500 слов или меньше, плата составляет 2 доллара США), у Fiction Southeast есть много полезных ресурсов для писателей. У них есть информативные статьи о написании короткометражных художественных произведений, услугах редактирования и нескольких сериях интервью с авторами, редакторами и агентами.

Fiction Southeast также имеет три конкурса писателей: приз за короткометражную фантастику Hell’s Belles (прием заявок до 1 октября) , выбор редакторов The Fiction Southeast (прием заявок до 1 июля ) и приз Эрнеста Хемингуэя Flash Fiction.

23. Свиристель

Я случайно нашел художественный литературный журнал Waxwing , когда искал совершенно другой журнал. Waxwing — это литературный онлайн-журнал, пропагандирующий «культурное разнообразие современной американской литературы наряду с международными переводчиками». Они принимают стихи, художественную литературу, научную литературу и переводы всех этнических и религиозных групп, с целью транслировать голоса всех людей. Публикуя только три номера в год, Waxwing требует, чтобы авторы рассказов представляли максимум 3 рассказа или 3 микро-рассказа.

24. Журнал Eclectica

Eclectica, основанная в октябре 1996 года, является одним из старейших и стабильных литературных онлайн-журналов. Они принимают самые разные сочинения. Например, короткометражная художественная литература, документальная литература, юмор, путешествия, новеллы и задачи на стихи. Короткая художественная и документальная проза должна содержать не более 20,00 слов. Все, что превышает 20 000 слов, будет считаться новеллой. Eclectica взимает от 2 до 4 долларов за заявку.

25.Обеденный билет

Литературный журнал Lunch Ticket, основанный в 2012 году, является изданием Антиохийского университета и его сообщества МИД. Они публикуют два выпуска в год (июнь и декабрь) и принимают художественную литературу, творческую документальную литературу, флеш-прозу, стихи и молодежь (13+) и т. Д. На обеденный билет также проходят два конкурса: Мемориал Дианы Вудс в творческой документальной литературе и Приз Габо. для литературы в переводах и многоязычных текстов.

26. SmokeLong Quaterly

Основанный в 2003 году Дэйвом Клэппером, Smokelong Quarterly — это литературный онлайн-журнал, посвященный флеш-фантастике.Они принимают флеш-беллетристику до 1000 слов, а заявок открыты круглый год. Помимо обычных представлений, у них есть серия под названием Global flash series. В серии Global Flash используются короткие рассказы объемом до 600 слов на французском, испанском, датском и немецком языках. Прием заявок на Global Flash открыт 1 июня .

27. Литературная сирота

Literary Orphan — это журнал, ориентированный на настроение, а не на стиль. Они ищут работы, которые вызывают у вас беспокойство и ностальгию.Они публикуют художественную литературу (микро, флеш и рассказ) объемом до 2 000 слов и творческую научную литературу (до 5 000 слов) для своего блога. Они также принимают художественную литературу (до 3000 слов) и стихи (не более 3 стихотворений) от подростков в возрасте до 19 лет.

28. Художественная литература на каждый день

Every Day Fiction — это интерактивный литературный журнал, который позволяет читателям общаться с авторами. Читатели могут оставлять комментарии под опубликованными историями и оценивать, насколько им понравилась история.Они принимают короткие (флеш-фильмы) до 1,00 слов любого жанра (ничего вульгарного, жестокого или чрезмерно сексуального). Каждый день Fiction выплачивает вознаграждение своим писателям и предлагает по 3 доллара за каждую опубликованную статью через Paypal.

29. 100 Word Story

Другой мой любимый фильм «История 100 слов» предлагает писателям придумать рассказ, состоящий ровно из 100 слов. Вы можете написать рассказ, эссе, мемуары или стихотворение в прозе. Кроме того, для всех вас, творческих писателей, которым, как и мне, нужно немного вдохновения, Word Story предлагает ежемесячно фото подсказок , чтобы эти творческие соки текли.

30. Краткость

Журнал Brevity существует уже почти два десятилетия и публикует произведения как начинающих, так и известных писателей. Компания Brevity также имела честь опубликовать работы трех финалистов Пулитцеровской премии и победителей Pushcart . Некоторые из статей, опубликованных в журнале «Brevity Magazine», вошли в состав учебников, таких как « Лучшая творческая документальная литература». Заявки на «Краткость» включают краткие научные эссе объемом не более 750 слов, обзоры книг и художественные эссе.Авторам платят 45 долларов за эссе и ремесленные эссе.

Я надеюсь, что вы найдете лучший литературный онлайн-журнал, который подходит вам.

Пишите лучшие книги.

Получите бесплатную копию «DEFEAT WRITER’S BLOCK»

, когда подпишетесь на мою еженедельную рассылку.

Успех! Теперь проверьте свою электронную почту, чтобы получить бесплатный PDF-файл «Победить Блок писателя».

Vallum Magazine